1.

То, что в этом году бабьего лета не будет, стало ясно ещё в начале сентября. Уже тогда задули дерзкие ветра. Чем старше становилась осень — тем холоднее было по утрам.

За ночь лужи стягивало тонкой плёнкой льда. По дороге в институт Юлька решительно крошила каблуками стёкла лужиц. «Хруст-хруст», — раздавалось в морозном воздухе.

Ветки деревьев смотрелись в его пустоте неровными карандашными линиями. Немногие оставшиеся листья ветер срывал нагло, бесстыдно. Стесняясь внезапной наготы, деревья с нетерпением ждали своего защитника — снега. Ждали, когда укроет он белыми мехами их оголённые плечи, накинет нежные, зыбкие одежды на трепещущие от холода тела.

По вечерам рано приходила темень. Уже в пять — глухо, черно. Раньше Юлька не любила это время и старалась возвращаться домой засветло. Но в этот год…

«Бабье лето» наступило для неё весной. «И лето у меня бабье, и осень, и зима будет», — звонко кричали её глаза. Как стремителен был этот роман! Их словно занесло в ветроворот любви, и носило, носило по воздуху. Без дороги, прочь от людей, от земли. «О-го-го!» — пробуя голос, пела её душа.

Он был по-настоящему взрослым: старше на пятнадцать лет. «Завотделением, врач классный, — рассказывала она подружке Галке. — Нам в институте только к нему советовали идти на практику. Вот и пришла… К тому же, человек хороший. Все так говорят. Ну, а в-третьих, — тут Юлька таинственно щурила глаза, — он такой милый!»

Она полюбила это чудесное слово «милый». Говорила так теперь обо всем, что ей нравилось. Милой была новая мамина сумка, и недавно разбитая чашка тоже когда-то казалась милой.

Он был женат. Элегантная, ухоженная жена работала в той же клинике, в соседнем корпусе. Такие женщины всегда нравились Юльке: она старалась перенять что-то из их манеры одеваться, преподносить себя. Но нынче… «Не тебя, красивую и умную, Он любит», — победно шептала при случайных встречах, уже хорошо зная, какую власть имеет над Ним её капризный шёпот и эта новая манера говорить, лениво растягивая слова: «м-и-л-ы-й».

Юльку затягивал азарт тайных встреч. Чем чаще они были — тем радостнее казалась ей жизнь. А что до предостережений мамы и советов Галки — так Юлька их не слушала…

2.

В тот вечер Он не смог подвезти её до дома, высадил в центре у метро. Ещё когда были в квартире его уехавшего в командировку друга, неожиданно позвонила жена. Она спешила на ночное дежурство и боялась оставить без присмотра заболевшего сына-первоклассника.

От метро Юлька пошла на автобусную остановку. Народу собралось!

«Эх, вы, люди! Чего такие угрюмые? — мысленно разговаривала с ними она. — Ну и пусть холодно, ну и пусть ветер. Жить так с-л-а-в-н-о!»

Наконец появился сверкающий огнями автобус. У обочины сразу встала стена.

«Ничего, ничего, скоро дома буду, — успокаивала себя, — вот только тётка с сумками осталась. Живей, живей, а то автобус уедет!»

И тут тётка, уже влезшая на ступеньки, проворно соскочила с них. Сумки на тротуаре, тётка рядом — дверцы автобуса закрылись, и он… покатил. А-ах!

— Автобус-то не наш! — обернулась женщина к оторопевшей Юльке. — Этот номер дальше у метро останавливается. Перепутал, видно, парень. Ишь, огоньки развесил. Музычку включил, а маршрута не знает. Шалопай!

Стали вглядываться вдаль. Повернёт автобус к ним за угол или мимо поедет? Свой он? Или нет? Прямо…

— Бедолаги, — бормотала тётка. — Оно ж понятно, замёрзли ожидаючи, вот к теплу и потянулись голубчики. Тепла-то у них кроха будет, а потом по ветру топать назад придётся. Ну я даю, — не унималась она, — чего вдруг на номер посмотрела?

Тётка явно ждала одобрения. Поступок казался ей воистину героическим.

Юлька же заворожённо смотрела вслед убегающим огонькам. Чужой автобус… Немного тепла… А потом? Холод… Чужой…

Эти спешные сборы в квартире, его нервный разговор с женой: «Температура… Сколько?! Что дала из лекарств? Заснул? Нет у меня никаких дел. Еду!» И Юльке — нетерпеливо, резко: «Ну скоро ты там, чего копаешься?»

— Ой-ой-ой, — заголосила она по-бабьи.

Плечи опустились, и Юлька ощутила, как пронизывающий ветер пробрался сквозь одежду. Полёт закончился, пора спуститься на землю. Как всё просто и ясно! Села в чужой автобус…

— Ты чё, девка? — засуетилась тётка. — Нашла из-за чего реветь! Придёт наш-то. Дождёмся! Эх, ты…

А Юлька стояла и плакала, не замечая, как спасительно нежно бросало небо первые снежинки. Они мешались со слезами, и те были уже не так солоны.

Снежинка к снежинке, лоскуток к лоскутку, и скоро белый покров оденет землю. Приняв его, она отойдёт от разбойничьих набегов ветра, затаится на время — но весной вновь откликнется на страстные ласки солнца.

Надо только дожить до весны…