«С повышением температуры воды на десять градусов Цельсия хладнокровная рыба начинает плавать в два раза быстрее, но скорость птицы не увеличивается. Это ограничивает распространение чистиковых северными морями в природе — и если Арктика будет нагреваться...»

Лиза слушала старый подкаст одним ухом, монотонно отмечала показания приборов, чёткими движениями проводила настройку. Хотела спать. Как вчера, позавчера, неделю назад. Камера позади привычно гудела, записывая происходящее.

В шести метрах, по ту сторону барьера, Клара тоже держалась своего рабочего темпа. Она легко перескакивала с места на место через розовые островки смолёвки, каждый раз впиваясь когтями в грунт, соединяла люминесцирующие провода, а её желеобразный графопостроитель бесконечно выдавал какие-то липкие схемы. Прибор, что бы Клара ни собирала, был уже почти закончен.

Одна только неугомонная пуночка, прилетевшая пару минут назад, проявляла интерес не к механизмам, но к человеку — птичка подлетела к самой границе и несколько раз комично повернула голову, рассматривая Лизу то одним, то другим глазом. Поверхность границы обманчиво хрупко играла красками словно мыльный пузырь. Впереди, со стороны Клары, сиял берег, усыпанный валунами, и губа Грязная переливалась под солнцем. По эту сторону, за Лизой, лишь тихо шелестело и зеленилось не в сезон кладбище.

Лиза убрала наушник, достала книгу: «Мы затеряны в этой огромной пустоте, и нет даже намёка на то, что откуда-нибудь придёт помощь и кто-то спасёт нас от нас самих». Она усмехнулась и покосилась на Клару. Та почувствовала взгляд и кротко посмотрела в ответ. Пуночка уже беззаботно примостилась у неё на плече. Лизе казалось ребячеством давать имя разумному существу, которое об этом не просило, тем более уверенности в том, что Б-37 — самка, ни у кого не было. И всё же «Клара» шло ей куда больше.

Лиза работала смотрителем всего третью неделю, но уже успела проникнуться к объекту наблюдений уверенной симпатией. Откуда симпатия взялась? Лиза не знала. И ей было всё равно. «Они» прибыли год назад, оцепили огромный участок барьером неизвестной природы и принялись что-то собирать. Высокие обезьяноподобные существа с густой синей шерстью и удивительными технологиями. Сенсация. Но люди были слишком измотаны, чтобы предпринимать какие-либо действия. Так, пальнули пару раз, попробовали барьер на зубок и отстали. Были дела поважнее — планета стонала и миля за милей умирала.

— Елизавета М., сектор 3... Лиз, ты вечером в настольный теннис пойдёшь? Ребята во двор вытащить хотят, — инженер Сашка затаился, Лиза чувствовала, как он закусил губу по ту сторону экрана.

— Не, я сегодня остаюсь в ночную, так что в триста пятый вы без меня. Да и завтра на экскурсию к Ленину тоже не поеду, у меня тут своих атомных установок хватает.

— С него реактор ещё в две тысячи девятом сняли... Как и с других потом. Вряд ли они ещё поледоколят. Ладно, я тебя понял, до связи, — грустно и обречённо, даже немного обиженно, завершил разговор Сашка.

Лизе не хотелось обижать товарищей: ни смотрителей, ни инженеров, ни охранников, ни... Но она приехала сюда не за новой дружбой, впечатлениями и знаниями. За чем? Наверно, на этот вопрос честно она ответила только тётке в поезде, пока ехала на вахту. Тётка, как узнала, что Лиза из Поволжской Республики, сразу раскраснелась и завела привычную уже шарманку: «в средней полосе вы нужнее, такие деньги можно грести и людям помогать».

Лиза слушала, кивала, и потом, неожиданно даже для себя самой, прервала этот монолог. «Я, знаете, за надеждой еду».

Лиза ещё много раз вспоминала этот разговор и эту фразу. Пока читала новости, пока наблюдала за Кларой, пока засыпала после очередной смены и погружалась в тёплую черноту, как в реку у дома поздней осенью, когда вода уже чуть остывает и живность поднимается со дна.

Люди потеряли контроль. В памяти Лизы — пустынные города, раскалённые до семидесяти пяти градусов, мягкий под ногами асфальт, далёкий крытый центр, сияющий синими витражами и прохладой где-то внутри. Справа — сестра, получившая направление в столицу. Дела там шли туго: для автоматики уже давно не хватало энергии; город рос быстрее, чем его могли покрывать и охлаждать; для многих работ нужны были южане, которые могли передвигаться по открытым пространствам. Главное для них — не застрять надолго, чтобы не отвыкнуть от настоящей жары. Главное — не дать прохладе убаюкать степное сердце, чтобы всегда смочь вернуться домой.

Что уж говорить про холод, в который рванула Лиза.

Но дальний север теперь был многолюден и не так суров. Температура повсеместно росла. В морях и океанах гибли головоногие, экосистемы уничтожались. Здесь и дальше — люрики, моржи, полярные ивы, дриады, казарки, плавунчики, бекасы, гагарки исчезали стремительно и тихо. Планетарные границы, девять из девяти, полетели с обрыва вниз.

Лиза могла обеспечить себе хорошую жизнь, она обожала жару, и новый мир простирал к ней свои недолговечные объятья, но ей отчаянно хотелось, чтобы эти бескрайние белые пространства, медведи с прозрачной шерстью, нерпы и моржи тоже были. Где-то там. Чтобы сиял на солнце снег и льдины вновь хищно скалились, а люди седлали бы ледоколы, и была бы жизнь. Так что Лиза сидела у берега, забывшего о холоде, читала Сагана, слушала тяжёлый рок и старые эко-подкасты и наблюдала за тем, как Клара методично день за днём что-то собирает. Люди облепили барьер, как омертвевшие клетки, которым нужен новый кислород, новая кровь, новый холод. Новый шанс.

И гром грянул.

— Ничего не понимаю. Температура по ту сторону стремительно падает в районе третьего стыка, — Сашка, оказывается, уже какое-то время громко вещал из динамиков, перекрикивая других инженеров. — Лиз, проверь приборы!

— Исправно. Температура отображается корректно, — Лиза подскочила к монитору.

Клара по ту сторону удерживала в воздухе ярко вспыхнувший шар, а потом установила его в центр конструкции. Полностью завершённой.

— Мощнейшее поле, да им можно термоядерную реакцию удержать... Страпельки? Не может быть... Своеобразный эффект Пельтье...

Мгновение. Вспышка.

Свет заструился по кабелю, собранному из разных кусков. Вокруг него засверкало, и там, где кабель касался воды и уходил под неё, шёл медленный процесс кристаллизации. Лиза видела, как лёд устремился дальше: из губы по Кольскому заливу. Далеко-далеко. А потом — ещё дальше.

На горизонте вспыхнули новые яркие точки, и в небо радостно поднялись стайки мелких птиц. Инженеры продолжали что-то кричать в эфире.

А потом все разом замолчали.

Клара обернулась к барьеру и приложила ладонь к груди, глядя Лизе в глаза. Лиза интуитивно повторила жест и вытерла набежавшие слёзы. В искре, что проскочила между ними, был скрыт океан боли и любви, и сопереживания, и тоски по утраченному дому. Лиза впитывала своеобразный рассказ Клары и раскрывала историю своего мира в ответ.

Хлопьями кружился в небе новорождённый снег, оседая на барьере и не тая на нём. Лиза выдохнула клубок пара, размотавшийся в вышине.

Она улыбнулась. Кто-то всё же пришёл, чтобы их спасти.