Двери автобуса закрылись, и старенький «Икарус» фырча отъехал от остановки. Егор смотрел ему вслед с нескрываемым восторгом.

Вика, поджав губы, начала отряхивать сына: его курточка моментально покрылась горчичной пылью. Вика выжидающе посмотрела на Петра.

— Ты же знаешь, куда идти?

— Вроде бы. Я не был тут очень давно. Но, думаю, не заблудимся.

— Пап, пап, вон же указатель!

Егор радостно показывал на столб, к которому был приколочен указатель с корявой надписью «Садоводческое товарищество „Калиновка“».

— Я и не заметил... — пробормотал Пётр. — Значит, нам туда. Идти минут двадцать.

— А почему дедушка не живёт в городе, пап? Ты же говорил, он был моряком? И у него была большая квартира? — Егору всё надо было знать.

Пётр успел заметить, как Вика виновато отвела глаза.

— Понимаешь, Егор, дедушка очень любил свою дачу. И бабушку. Они проводили здесь каждое лето. А потом, когда... когда бабушки не стало, переехал сюда насовсем.

— А что тут делать? — никак не мог взять в толк Егор. — Тут же ничего нет.

Дача стояла на отшибе, в стороне от других двухэтажных домиков из силикатного кирпича. Петру помнилось, что дачный дом был больше. Или это в детстве он казался большим?

Дом нуждался в ремонте. Резные причелины местами сгнили и обвалились. Краска облезла, шифер съехал. И везде потрескались оконные стёкла.

— Дедушка дома? Мы ему позвонили? — Егор выглядел обеспокоенным.

— Здесь нет телефонов, Егор. Но дедушка... он должен быть здесь. Наверное, отдыхает.

Внутри пахло сыростью. Электричество почему-то не работало. На столе сиротливо стояла чашка с отколотой ручкой — Пётр не стал в неё заглядывать. Металлическая кровать была завалена стопками слежавшихся журналов «Садоводство»: папа когда-то подарил подписку маме, но продолжал выписывать журнал и после того, как остался один. По инерции. Он многое начал делать по инерции.

Вика так и стояла у порога, переминаясь с ноги на ногу и стараясь не вдыхать затхлый воздух. Егор же принялся рассматривать фотографии на стенах.

— Пап, а кто это?

— Это наша семья. Дедушка с бабушкой только купили участок и приезжали сюда каждые выходные. У меня тогда ещё была собака, Вакса.

— А почему лиц не видно? И собаки тоже...

Посветив фонарём, Пётр понял, что на выцветших снимках действительно не различить лиц: все они были покрыты чем-то, напоминающим ржавчину. А вместо весёлой Ваксы чернело пятно плесени.

— Пойдёмте отсюда, — как Пётр ни старался, голос всё равно предательски дрогнул.

Выбравшись из дома, он вдохнул полной грудью. К сладковатому аромату цветения добавилась горклая гарь — словно рядом жгли костры.

— Вот как мы поступим, — Пётр обернулся к жене и сыну, стараясь говорить уверенным, бодрым голосом. — Я поищу дедушку в гараже, а вы посмотрите в теплицах.

Открыв дверь в гараж, Пётр вздрогнул, увидев зелёный «Москвич» — старенький, но целый. Ещё целый... Хотя нет, на лобовом стекле тоже виднелась трещина, пока едва заметная.

Гарь в воздухе чувствовалась всё отчётливее. Неужели кто-то палит траву? Но нет, вокруг сколько хватало глаз огня было не видать. Вокруг вообще ничего не было — ни одного соседского дома. Дача одиноко стояла в чистом поле.

— Петя, давай уедем отсюда, — голос Вики дрожал.

— Подожди. Мы должны с ним увидеться...

— Может быть, уже поздно! Тебе это в голову не приходило?

— Вика, я тебе всё сказал. Где Егор?

— Пошёл смотреть машину в гараже. Сам знаешь, как он любит всякое старьё... Пожалуйста, Петя, давай уедем! Хотя бы ради Егора.

— Ладно... Пойду заберу его.

Пётр застал Егора восхищённо водящим рукой по лаковым зелёным бокам «Москвича».

— Кажется, у нас не получится встретиться с дедушкой. Может быть, в другой раз, Егор.

— Пап, но ведь ты обещал! — глаза мальчика моментально наполнились слезами.

— Обещал, но... Не всё от нас зависит, Егор...

Взгляд Петра скользнул по стене, где были развешаны инструменты и удочки. Одной удочки не было. Ну конечно! Как он сразу не догадался?

Дорога до реки заняла минут двадцать. Ещё издали Пётр рассмотрел сгорбленную фигурку на берегу. И удочку, лежащую рядом на земле.

— Папа?

Старик вздрогнул, но не обернулся.

— Прости, мы не предупредили. Надо было раньше, но времени не было... Егор начальную школу оканчивал, потом у Вики был рецидив. И меня тоже завалило работой, так совпало...

Плечи старика тряслись.

— Папа?..

Поднялся ветер, неестественно громко заскрипели голые ветви ивы. Куда подевалась листва?

И было что-то ещё — ещё более ненормальное, чем всё, что происходило на даче. Пётр не сразу понял: вода в реке больше не текла — она застыла.

— Папа! Папа, да ответь ты наконец! — он приблизился и схватил старика за плечо.

И тот обернулся.

У папы не было лица.

Пётр не расслышал своего крика: слух, зрение, осязание — он разом лишился всего. В следующий миг чья-то властная рука выдернула Петра наружу.

* * *

— ...может быть, чай? Кофе?

— Кофе. Если можно, на миндальном молоке. А ты что будешь, Петь? Петя?

Пётр поднимает глаза и делает над собой усилие, чтобы пробормотать «чай». Затем переводит взгляд с жены на Геннадия Леонидовича, с озабоченным видом уткнувшегося в экран.

— Я ещё раз приношу извинения. Сессию пришлось прервать принудительно. В этом есть и моя вина. По правде говоря, мне не стоило давать разрешения. Регресс последних дней... просто колоссальный.

— Поэтому там всё... так?

— Да, Пётр Алексеевич. К сожалению, когнитивные нарушения вошли в необратимую стадию. Конечно, можно перенастроить нейросеть, чтобы стабилизировать визуализацию, но... мне кажется, это было бы не вполне честно по отношению к вашему отцу. И к вам.

— Вы хотите сказать, он нас не помнит?

— Боюсь, он и себя не помнит. Поймите, при его болезни деменция развивается стремительно, плюс наложившиеся последствия той автоаварии. Наши прогнозы изначально были...

Пётр больше не слушает, он смотрит в панорамное окно. За стеклом на белоснежной кровати — его отец, подключённый к аппаратуре. И Егор — сжимающий сморщенную руку дедушки. Лицо отца скрыто кислородной маской. Пётр, как ни старается, не может его рассмотреть.

— ...от системы жизнеобеспечения. Но принять это решение можете только вы, — голос Геннадия Леонидовича кажется стерильным, как воздух в операционной.

— Да... — слышит Пётр собственный голос. — Да. Подготовьте документы, я всё подпишу. Только... дайте мне ещё раз взглянуть на его лицо.