— Я боюсь, что не доживу. — Прадед сел рядом со мной на диван и вздохнул.

— До чего, дед Володя, не доживёшь? — рассеянно спросила я, не отрывая взгляда от экрана.

— До завершения «Санта-Барбары». Так и не узнаю, чем всё кончится...

Девяностолетний прадед был настоящим фанатом «Санта-Барбары» и не пропускал ни одной серии: специально по этому случаю он надевал нелюбимый слуховой аппарат. Я всегда составляла ему компанию. А потом мы с увлечением обсуждали, кто же краше — Келли или Иден, какую подлянку опять затеяли Джина и Кейт Тиммонс и сколько уж можно старику Сиси лежать в коме.

Когда с десятилетней дочкой я включаю режим «Аня-хватит-сидеть-в-телефоне», то с отвращением ловлю себя на чтении нотаций с упоминанием «тупых видосов», «деградации», «тебе уже ничего не интересно» и обязательного коронного: «А вот я в твоём возрасте...»

Обычно я заканчиваю фразу: «...запоем читала книжки!» Только это не совсем правда. Потому что сериалы я тоже смотрела запоем. Бразильские, мексиканские, американские. Я окуналась в пену мыльных опер с головой, хотя сериальный «контент» зачастую мог дать сто очков вперёд любому ролику из ТикТока по своей неприемлемости.

Мой первый сериал — «Спрут». Помню смутно, мне всего три года. Чёрно-белый телевизор, который папа с большим трудом притаранил на дачу. Ловит плохо, но по вечерам вся семья садится перед мерцающим экраном. Я тоже слежу за разборками сицилийской мафии и плачу, когда под грустную мелодию у стены расстреливают хорошего комиссара Каттани...

На следующий год мы с родителями подсели на бразильскую «Рабыню Изауру». Первый латиноамериканский сериал, показанный в СССР, запомнился мне саундтреком. В детском саду мы с подружкой напевали «Азигунгару нгэру гази гунга» каждый раз, когда вместе шли сидеть на горшке. (Всегда хихикали на слове «гази!», очень уместном в антураже детсадовского туалета).

Эпоха «Богатые тоже плачут» наложила отпечаток на наши с сестрой игры в Барби. Они на долгие месяцы приобрели мексиканский оттенок. Сестра уже умела шить и наряжала свою куклу в эффектные платья и юбки. Я шила криво-косо, но в этом и было преимущество: моей Барби закономерно доставалась роль Марианны — нищенки в обносках. Лизе же автоматически приходилось брать на себя роль противной богачки Эстер. Сестре не хотелось следовать сериальному стереотипу и изображать из себя высокомерную злодейку, поэтому она старалась «по-доброму» подарить моей героине какое-нибудь из своих платьев.

«Спасибо, мне не надо, я не попрошайка!» — с неким злорадством говорила моя бедная, но гордая оборванка.

Серии показывали днём в субботу и воскресенье, смотрели все поколения. Даже мой деда Боба, интеллигент, библиофил и человек в постоянном духовном поиске (помню, как засыпала на их с Татой кровати, уткнувшись носом в полку, заставленную томами сочинений Лосева «Миф. Число. Сущность») — и тот не устоял. Как только Тата включала телевизор и из гостиной раздавалось: «В ролях: Вероника Кастро...», он вставал из-за письменного стола (где, между прочим, лежала его незаконченная рукопись с комментариями к «Евангелию от Матфея»!) и шёл смотреть.

Помню, в 1995 году мы с папой отправились в поход в предгорья Алтая сплавляться по реке Козыр. В палаточном лагере нас встретили туристы, которые уже больше месяца жили в лесу без связи с цивилизацией. «Ну что там, нашлась приёмная дочь Луиса Альберто или нет?!» — бросились они к нам с вопросами.

Ну и конечно, «Санта-Барбара». Обязательные ингредиенты сериала: потеря памяти, измены, выкидыши, парализованные конечности у всех героев по очереди... По будням после школы ко мне в гости приходила подружка Оля с четвёртого этажа. Мы садились на диван смотреть очередную серию, а моя бабушка приносила нам перекус — яблочные дольки на блюдечке.

В одной из серий Иден изнасиловали. Неожиданно после драматичного финала в кадре вдруг появилась актриса, исполнявшая её роль. Она обратилась к зрительницам: «Если нечто подобное произошло с вами, то не бойтесь обратиться в полицию!» Мы с Олей ничего не поняли: только что избитая и истерзанная Иден валялась на полу — и вот она уже аккуратно причёсанная сидит на стуле и что-то вещает про преступление против женщины...

А во время прогулок после школы мы с подружками играли в «Элен и ребята». Школьная трибуна с прогнившим полом в наших фантазиях превращалась в старый гараж, где обитали наши любимые французские герои.

Каждая из нас выбрала себе имя: я звалась Бенедикт (Бенэ), Маринка — Элен, Оля — Лали. Тему игры мы придумывали на ходу, подбирая сюжетные линии откуда придётся.

— Бенэ, не ходи в магазин, ты уже на восьмом месяце, — заклинала меня Маринка-Элен. — У тебя будет выкидыш!

Я упрямо с трудом тащила воображаемые пакеты, а потом падала и у меня случался «выкидыш». Меня везли в больницу, потом Оля-Лали предлагала нам всем усыновить ребёнка... Сложнее всего нам давалась любовная линия — в девчачьей компании никто не мог взять на себя роль Николя, Этьена и Кристиана.

Чем старше я становилась, тем больше показывали сериалов — был детективный «Коломбо», мистический «Твин Пикс», исторический «Доктор Квин — женщина-врач». Отдельная любовь — это «Скорая помощь». Я уже была подростком и млела от красавчика-доктора Джорджа Клуни. Уже во время учёбы в универе — «Секс в большом городе», на первой работе — «Доктор Хаус» и «Клиника», «Аббатство Даунтон» — в первый год жизни дочери.

Наверное, миллион часов, проведённых теперь уже у ноутбука, а не у телевизора...

Но именно сериалы девяностых я помню спустя тридцать лет. Помню имена всех членов семейства Кэпвелл. Помню Марианну, дикую Розу и просто Марию. Все эти хуаны-антонио и луис-альберты до сих пор звучат в моей голове музыкой из чужой, далёкой и красивой жизни.

...Кстати, дед Володя до конца Санта-Барбары и правда не дожил. Но ему не должно было быть обидно — сериал в какой-то момент убрали из сетки вещания, и никто из нас так и не узнал, чем оно всё у Кэпвеллов закончилось.