
Особливый доколе хула ведать сторожко
Мария ПодрядчиковаАнтон — остолоп.
Надпись на асфальте перед ИЛЗ.
Шута с два оказалась бы я в свой выходной день в этом месте, если бы не Надя. Обычно мы в кабинете сидим вдвоём — я и Иришка, но Надя вернулась с удалёнки, и свободное место нашлось только у нас.
С Иришкой мы по привычке переговаривались так, будто в комнате по-прежнему никого больше нет. Я даже удивилась, услышав неуверенное:
— Кать, я слыхала, ты в Иловлю едешь на выходных? Можно попросить тебя подсобить?
Я и правда ехала в Иловлю. Тётя уломала меня съездить посмотреть полузаброшенное семейное гнездо — пока так, оценить, сможет ли ремонт превратить старый дом из развалины в конфетку.
Не вдаваясь в детали, я кивнула Наде. И добавила: «Ага, еду».
На случай, если Надя не увидела кивок в просвет между мониторами.
Отдавая переноску, Надя суетливо извинялась:
— Я бы не стала тебя утруждать, но раз уж случилась такая оказия... Я-то не знаю, когда будущий раз доберусь. Услышала, что ты едешь, вот и подумала — хоть несколько оболтусов передам.
Переноска была закрыта, а сквозь окошко ничего толком не разглядишь — как будто что-то иногда пролетает, жёлтое, как цыплёнок, и невесомое. В руках переноска казалась совершенно пустой.
Микрик домчался до автовокзала за рекордный срок — неплохо, конечно, но от лихой езды успело слегка укачать. Я вышла, размяла конечности, покрутила головой. Написала тёте сообщение: «Вышла из маршрутки, скоро буду у дома». Поставила переноску на лавочку и с беспокойством посмотрела в окошко — живы ли невесомые обитатели? Видно их не было.
Пришлось окошко приоткрывать. От Нади никаких указаний на этот счёт не прозвучало, так что действовала на свой страх и риск.
Как только я чуть-чуть расстегнула молнию, из внутренностей переноски выпорхнуло что-то. Комочек света, жёлтый и стремительный. Я второпях застегнула окошко, боясь, что за ним последуют и другие, но те, кажется, были более смирными.
— Кабздец, — покачала я головой.
Кабздец! Хорошо, что на остановке никого не было. Кажется, последний раз я это слово говорила классе в седьмом — и то не само по себе, а убеждая математичку Ларису Кондратьевну, что выругалась я именно им, а не чем-нибудь похуже.
Как я ни старалась отыскать пропажу, никаких следов беглеца вокруг не обнаруживалось. Только в левом ухе что-то звенело — но это, наверное, после дороги.
Дом я проверила второпях — прошлась, убедилась, что он вроде как цел и ничего не протекает. Может быть, я потратила бы больше времени на осмотр, сфотографировала в деталях, а не только общим обзором... Но, когда я запнулась о порог между коридором и кухней, снова вырвалось: «Кабздец».
И стало понятно, что решить проблему можно, только добравшись по указанному Надей адресу. Правда, сначала его нужно найти.
В сообщении написано: «Улица Будённого, дом 66, к». И ни одной цифры после корпуса. Уточнять у Нади не хотелось — во-первых, карты показывали рядом шестьдесят второй дом, с краеведческим музеем, который легко отыщется. Во-вторых, стало страшно — вот начнёшь интересоваться, а что за ерундовина выпорхнула из сумки... и случайно вырвется: «А что это за кабздец?» Потом стыда не оберёшься.
Поэтому у краеведческого музея пришлось ловить тётушку интеллигентного вида и спрашивать: «А где тут шестьдесят шестой дом? И тут какой-то корпус, простите, я номер не записала... Мне посылку передать».
Тётушка посмотрела на переноску с видом знатока.
— Он там стоит, во дворах. Особливый такой, все рядышком, а он ближе к речке-то. И номера там нет, это же Корпус. Он Корпусом и называется.
Особливый... Это особенный или отдельный? В любом случае, по описанию Корпус нашёлся сразу. Приземистое здание песочного цвета — не то новое, не то недавно приведённое в порядок. На жестяной табличке на двери написано: «Иловлинский лексический заповедник». Вытерев для порядка ноги о жёсткий коврик перед дверью, я вошла.
— Алло! Алло! Да что ж со связью-то, доколе ей глючить, — кричала в трубку допотопного телефона администраторша за стойкой слева от входа.
Грохнув трубку на телефон, она посмотрела на меня. Потом на переноску.
— О, сдаёте? Давайте паспорт, отметим.
— Это знакомая попросила передать. Вот доверенность, — я вытащила из сумки смятую бумажку, которую Надя вручила мне вместе с переноской.
— Татьяна! — прокричала женщина куда-то в сторону. Из кабинета неподалёку выскочила худенькая девушка с клеткой под мышкой. На девушке были перчатки с липучками.
Клетку она поставила прямо на стойку. Мне наконец удалось рассмотреть жильцов переноски, по очереди прилипавших к Татьяниным перчаткам, как следует — правда, детальнее они не стали. Бесплотные жёлтые огоньки размером чуть меньше кулака, похожие на помпоны шапки.
— Одного не хватает по справке, — деловито сказала Татьяна, показывая администраторше бумажку.
— Шустрый какой, ишь. Вы его случайно не потеряли по дороге? Некоторые из них... чуть более прилипчивые, чем другие.
— Этот прилипчивый, да, — вздохнула Татьяна. — Остальные тут, Марина Анатольевна, я отметила. Оболтус, нехристь, барагозить, дуралей — все на месте.
Я была уже готова объяснить ситуацию своими заготовками — мол, приоткрыла сумку, что-то выскочило, где расписаться, что я могу сделать... Но изо рта вырвалось:
— Кабздец.
— А вот и он! — довольно произнесла Марина Анатольевна. — Можете ко мне повернуться бочком?
Если бы я сразу увидела пинцет, который выхватила Марина Анатольевна, то я бы не повернулась, конечно. Но её руки действовали стремительно, и разглядеть инструмент удалось, только когда из моего уха триумфально вытащили ещё один помпон.
Я выругалась — уже не кабздецом.
— Проверяйте-проверяйте. Это она, видать, в честь Великого поста себе набрала малышей, чтобы какой серьёзной хулы ненароком не ляпнуть, а на Пасху воротила. Вы не стесняйтесь, мы тут работаем давно, нас словами не фраппируешь.
— А что у вас... тут?
— Работаем над разнообразием поголовья слов. Берём такого малыша — и в ухо. Знаете, бывают прилипчивые мотивы? Вот так же.
— А дальше? — после кабздеца в прилипчивость верилось легко.
— Носите пару недель, выгуливаете, запускаете в живую речь, чтоб другие о них ведали. Мы потом навязчивую форму забираем, а использовать их дальше или нет — ваше решение. Детям очень помогает речь иногда развивать, или если кто материться отучается, вот как ваша подруга. И писатели охотно берут.
Кто бы сомневался.
— Хотите на пробу что-нибудь попроще? Вот шута, например. Очень хорошо вместо «чёрта» идёт. И у нас есть ещё интересные интродуценты, с Дальнего Востока вот привезли недавно...
Я кивнула. Было лестно, что Марина Анатольевна ещё верит, будто ругаюсь я всего-то чёртом.
Пока на крыльце я заталкивала футляр с пинцетом в сумку, недалеко от входа припарковался микрик. Двое человек в полной химзащите достали из него тяжёлый контейнер, потащили к Корпусу.
Я посторонилась, но, видимо, недостаточно.
— Сударыня, сторожко! Не видите, опасные субстанции, тут же чёрным по белому!
На контейнере синим маркером было написано: «ТОЛЬКО ДЛЯ СЛЁРОШНОЙ».
Слёрошная. Напридумывают, шут возьми.