Алик стоял на батарее, уперевшись животом в подоконник. В левой руке зажал синюю ручку от пустой пятилитровой бутылки, а правой пытался открыть окно. Иногда он поворачивался, чтобы убедиться, что дверь в ванную плотно закрыта.

— Не хочешь вешать, не надо. Я сам! — бормотал Алик и сердито дул на пушистую чёлку, доросшую до глаз.

Кормушку всегда вешали двенадцатого ноября, в Синичкин день. Но синицы начинали проведывать знакомое место с октября. Сядут на выступающую углом кирпичную стену и зовут: «Твить-твить, есть-пить!»

Алик как слышал знакомые голоса, так вскакивал и бежал смотреть на пушистые лимонные комочки в сером мареве. Долго без кормушки синицы не сидели. Замелькают крылья — кажется, сразу штук сто, так быстро шевелятся, — и исчезнут, как сны.

— Папа, давай вешать кормушку! Синички не дождутся и перестанут прилетать, — волновался каждый раз Алик.

— Подожди, сынок. Настоящие холода не наступили. У птиц ещё много еды на улице.

Алик маялся и ждал. Встречая по пути в детский сад стайку синиц в кустах шиповника, он просил:

— Вы только не забудьте про нашу кормушку!

— Ресторан откроется двенадцатого ноября, — дополнял папа. — Вперёд, орнитолог, пора в сад.

Прошлогодние кормушки выкидывали с приходом весны. А в Синичкин день мастерили новую из пустой пятилитровой бутылки.

Алик взглянул на левую ладонь. По ней с новой силой потекла алой струйкой кровь. Слез с батареи, поставил на стол будущую кормушку и опять замотал руку влажными салфетками. Глупо вышло: порезался даже не ножом, а об острые края окошка, которое вырезал в бутылке. Зато вспомнил, что папа края всегда обтягивал клейкой лентой. Среди пластилина и обгрызанных карандашей Алик нашёл кружок узкого зелёного скотча и облепил его обрывками прорезь.

Потом вставил поперёк веточку, на которой будут сидеть синицы. Он нашёл её в детском саду и тайком принёс домой. С папой они обычно ходили в лес за самой лучшей и самой удобной веткой. Алик попросил маму отвести его в лес и тогда узнал, что кормушки не будет.

— Кто потом окна и подоконники помоет? Обойдёмся без грязи в этом году! Пусть твой папа у себя кормушку вешает, — и мама разбила тарелку, которую в этот момент мыла. Алик вытянул шею: увидел, как пена в раковине стала на мгновение розовой, а потом её унесла вода.

Больше всего Алик беспокоился, что не узнает, когда настанет двенадцатое ноября. Сначала спрашивал у мамы каждый день, какое сегодня число. И та устало отвечала. А потом поинтересовалась:

— Тебе зачем? День рождения ещё не скоро.

Алик испугался, что если ещё раз заговорит про кормушку, то мама так же сильно на него рассердится. Или опять поранится. Поэтому стал спрашивать у воспитательницы.

— Я тебе скажу, когда будет Синичкин день, — пообещала та, когда узнала, в чём дело.

— Сегодня, Алик, — сказала утром воспитательница, и Алик не мог дождаться, когда мама его заберёт. Даже делать аппликацию, заполняя силуэт синички обрывками цветной бумаги, ему было неинтересно. Ведь настоящие птицы с тревожными чёрными глазами ждали, когда он повесит кормушку.

Алик снова забрался на батарею: подёргал, покрутил туда-сюда ручку окна. Точно! Оно же не открывается без специального ключика. Папа убирал ключик высоко — туда, где висели ключи от дома. Алик прислушался: вода шумела, значит мама всё ещё принимает ванную. Она часто там отдыхала с тех пор, как папа уехал. Алик притащил из кухни стул, сверху на него поставил маленький пластиковый стульчик. Конструкция выглядела шаткой, но Алик решил — тут важна не устойчивость, а скорость, как у синички. Забрался сначала на кухонный стул, придерживаясь за шкаф влез на пластиковый стульчик. Еле успел схватить ключик и упал вместе с ним, отломив крючок. Хотел зареветь, но вместо этого сжался в комок, раскачиваясь и потирая ушибленный бок. Если мама услышит, то выскочит из ванной. И тогда кормушку Алик повесить не успеет.

Куда вставлять квадратный железный ключик Алик знал. Покрутил, снова залез на батарею и открыл окно нараспашку. Сырой ветер бросился в квартиру, защипал лицо колючей снежной крошкой. Алик высунулся подальше, чтобы увидеть, не летают ли внизу пернатые любимицы. У мамы в ванной зазвонил телефон, но она не ответила. Телефон звонил и замолкал, потом снова звонил и замолкал.

Нужно было спешить. Алик покрепче взял бутылку и шнурок, которым собирался её привязать. Держаться было неудобно, поэтому он сел верхом на подоконник. Ветер с удовольствием набросился на тонкий серый носок. Алик потряс ногой, чтобы согреться. Пальцы правой руки, оказавшейся на улице, тоже быстро стали холодными и неуклюжими. Обычно верёвку завязывал папа, а Алик ставил пальчик на середину будущего узла — чтобы концы не разбегались. Одному справляться было тяжело. Вода выключилась. Алик испуганно уставился на закрытую коричневую дверь с матовой завитушкой стекла. Резко потянул за шнурок, но тот соскользнул с бутылки. Кормушка полетела вниз. Рука сама собой рванулась следом, Алик качнулся, потеряв равновесие.

— Алик! — прогремел папин голос на всю кухню. От удивления Алик невероятным образом вывернулся так, чтобы заглянуть в квартиру. Равновесие было восстановлено. — Слезай с подоконника немедленно!

В квартире папы не было. Алик с тоской посмотрел вниз. С высоты десятого этажа увидеть, куда упала прозрачная кормушка, было невозможно. В этот момент резко открылась дверь ванной и оттуда выскочила мама — в одном полотенце, с мокрыми волосами, с которых лило дождём, и с самыми испуганными глазами на свете. «Сейчас начнёт ругаться», — подумал Алик и его снова качнуло в сторону улицы.

— Сынок, слезай, пожалуйста, — сказала так тихо, что Алик скорее по губам прочитал. Мама приближалась к нему осторожно, медленно. Он сам так подходил к кормушке, когда на ветке сидела синичка. Лишь бы не спугнуть желтогрудое чудо!

— Я слышал папу, — поделился Алик.

— Папа уже идёт. Идёт. Слезай, пожалуйста, — мама протянула распаренную руку со смешными морщинками на пальцах.

Алик слез как раз тогда, когда зазвонил домофон. В одних носках выскочил прямо к лифту: неужели правда?

Двери лифта открылись, и Алик увидел папу с красивой покупной кормушкой в руке. Алик бросился вперёд и зарылся лицом в чёрное холодное пальто. Почувствовал, как превращаются в капли снежинки, застрявшие в его ворсинках. Папина ладонь легла Алику на спину и накрыла её почти целиком.

— Ты зачем в окно полез? Я увидел тебя снизу, но не мог дозвониться маме.

— Кормушку вешал. Сегодня же Синичкин день!

— Я помню, орнитолог. Помню, сынок.

— Хорошо, что ты догадался на колонку позвонить, — всхлипнула мама. — Прости, что сбрасывала.

Папа обнял и её. У Алика стало внутри горячо-горячо.

— Ты теперь вернёшься домой? — спросил скороговоркой.

Папа едва заметно покачал головой. Потом взял Алика на руки, как малыша, и понёс к окну.

— Видишь дом напротив? Я вчера туда переехал. Давай повесим твою кормушку там? Чтобы ты мог любоваться синицами в каждом своём доме.

— Она вниз упала.

— Ничего, найдём. Это не беда! — и папа как-то особенно прижал к себе Алика. Словно боялся, что он может улететь, как синичка.