Мы с братом всегда мечтали о собаке, любой — большой или маленькой, породистой или нет, но мама и папа не разрешали.

Зато дед нашу идею поддерживал:

— У детей должен быть кто-то, о ком они будут заботиться, — убеждал он родителей.

* * *

— Пашка, у меня план есть! — Петька ходил по кухне, открывал шкафы и что-то искал на полках. — Только нам банка нужна.

— Какая, Петь, литровая или трёх?

— Не знаю, — задумался брат. — По телеку велели хранить деньги в банке, а в какой не сказали.

— Петь, а зачем нам деньги? — удивился я.

— Мы накопим и сами собаку купим. Только давай сначала банку пустую найдём.

Мы побежали в подвал, где Ба хранила закрутки, вытащили пол-литровую с вишнёвым вареньем и трёхлитровую с солёными огурцами.

— Не... большую мы точно не осилим, — брат с сомнением посмотрел на огурцы, и мы открыли варенье. Через полчаса у нас была пустая банка и целое блюдце вишнёвых косточек.

— Мы будем копить деньги и ви-зу-ли-зу-а... — Петька запутался, достал из кармана треников клочок бумаги и по слогам прочёл слово, которое хотел сказать: — ВИ-ЗУ-А-ЛИ-ЗИ-РО-ВАТЬ.

— А это как, Петь?

— Представим собаку и попросим небо наше желание исполнить. Вот ты какую собаку хочешь?

— Я всякую любить буду, а как она выглядит мне всё равно, — махнул я рукой.

Петька принёс лист бумаги, нарисовал на нём заднюю половину собаки с хвостом колечком и кривыми короткими лапами, а мне велел дорисовать переднюю часть. Я пририсовал морду с висячими ушами и большими глазами.

И хотя в собачьем атласе такой породы мы не нашли, собака нам очень понравилась. Мы назвали её Марусей.

С этого дня мы стали экономить. Вместо двух покупали одно мороженое, один бублик с маком, одну шоколадку — всё делили поровну, а оставшиеся деньги клали в банку.

Дед нам помогал: подарил два олимпийских рубля, после покупок в магазине отдавал сдачу, а когда монет становилось много, менял мелочь на металлические рубли.

В банку с монетами мы положили и рисунок собаки, выходили каждое утро в сад, поднимали вверх руки, смотрели на небо и представляли, что наша Маруся с нами.

К концу лета у нас было тридцать блестящих металлических рублей. «Тридцать сребреников», — пошутил дед.

Мы почти не выпускали банку из рук, деньги пересчитывали два раза в день — утром я, вечером Петька.

Дед только качал головой и спрашивал, не спим ли мы со своей банкой в обнимку.

Его любопытство мне не понравилось.

Я очень любил деда, но мысль о том, что он может украсть наши деньги, уже проскочила, и я убедил Петьку наше сокровище на время спрятать.

С этого дня в моей голове поселилось ОНО.

Тихо-тихо, бочком, по стеночке, ОНО незаметно прокралось в мою голову, расположилось, освоилось и стало изнутри переполнять меня ненавистью.

Когда на огороде между кустами картошки мы выкопали глубокую яму и зарыли банку, ОНО в моей голове захохотало, и вскоре случилось страшное.

Осенью дед копал картошку, мы с Петькой собирали её в вёдра и с нетерпением ждали, когда же он откопает наш клад.

Но банку с монетами так и не нашли.

Петька сначала расстроился, потом сказал, что небо приняло наши монеты, теперь надо ждать — и махнул на пропажу рукой. Дед же только усмехнулся.

Их безразличие меня насторожило, и ОНО в моей голове тут же проснулось.

«Это дед, — шепнуло ОНО, — украл, перепрятал и забыл».

В голове сразу застучало множество молоточков. Ненависть выплеснулась наружу.

Я схватил брата за руку и потащил на кухню. Дед чистил картошку.

— Как ты посмел украсть наши деньги? — закричал я и затопал ногами. — Немедленно верни банку!

Петька, опустив глаза, стоял рядом, молчал, но в знак согласия кивал головой.

Дед встал с табурета, вытер о фартук руки, ссутулился и, шаркая ногами, вышел, скоро вернулся с конвертом в руках, вынул из него деньги, положил на стол, сказал, что они наши, развернулся и ушёл в свою комнату.

Мы знали, что в этом конверте он хранил свою пенсию.

О нашей ссоре дед никому не сказал, просто перестал с нами разговаривать, лёг на кровать и отвернулся к стене.

— Это не он, — сказал Петька и заплакал.

«Ну а теперь ты понял, кто тебя предал?» — шёпотом спросило ОНО и громко-громко расхохоталось.

Меня вдруг стало корёжить, ломать, внутри что-то вспыхнуло, разорвалось и ОНО вырвалось наружу. Тёмная сила победила.

— Так ты, Петька, хотел на деда свалить, а сам украл наши деньги? — закричал я. От меня шёл пар, а от щёк можно было прикуривать.

— Ты что говоришь, Пашка, ты что? — брат подошёл и больно ущипнул меня за кожу на животе.

«Это он, — уверенно сказало ОНО. — Дай ему, дай!» — И я обеими руками изо всех сил толкнул брата.

Петька отлетел к стене, стукнулся головой, упал на пол, из его носа брызнула кровь. Он обтёр нос ладонями, увидел кровь и удивился. Опираясь о пол руками, поднялся и посмотрел на меня.

— Ты что, Пашка, ты что? — повторил брат и заплакал.

«Ну же, дай ему ещё, дай! — ОНО внутри моей головы подначивало и злобно-радостно хохотало. — Он один во всём виноват, он гадкий и подлый, он вор, а ты хороший, хороший, дай ему по носу, ну же...»

Я больше не мог себя сдерживать — сжал руки в кулаки, подошёл к стене, рядом с которой стоял брат. Он смотрел на меня глазами полными ужаса. Я запрокинул голову вверх, зажмурился и со всего маху стукнулся ею об стену.

От боли я вскрикнул, а ОНО охнуло и исчезло.

Размазывая по щекам кровь, слёзы и сопли, мы поплелись в комнату к деду.

Это была первая и последняя наша с братом ссора.

В воскресенье, когда дом ещё спал, я услышал, как хлопнула дверь — это Ба пошла к заутрене. Я разбудил брата, мы оделись и побежали за ней вдогонку; в храме поставили свечи Николаю Угоднику, попросили о здоровье Павла Петровича, нашего любимого деда, и прощения за свой поступок.

Возле калитки нас поджидал дед, а у его ног сидела... собака! Дед сказал, что её привезли с собой горожане, а уезжая, бросили.

Она не была похожа на ту, нарисованную, но мы с Петькой сразу узнали в ней нашу Марусю.

* * *

Спустя годы на майские мы с Петькой приехали к деду, чтобы отметить первую полученную зарплату, привезли торт и шампанское.

День выдался тёплым. Дед сидел на крыльце, а Маруся, положив голову на его обрезанные по щиколотку валенки, щурилась на солнце подслеповатыми глазами.

Дед вручил нам лопаты, прикрикнул командным голосом и велел копать огород под картошку.

— Ну что, брателло, покажем, на что мы способны? — подмигнул я Петьке, поплевал на ладони и начал копать землю.

Вскоре лопата упёрлась во что-то твёрдое. Я посильнее навалился на черенок, копнул поглубже и подбросил ком земли вверх.

Вместе с осколками стекла наши «тридцать сребреников» брызгами разлетелись по земле в разные стороны.

* * *

Свою первую зарплату мы с братом отвезли в собачий приют, а Маруся прожила с нами семнадцать счастливых лет.