— Тёмной-тёмной ночью в тёмном-тёмном лесу стоял тёмный-тёмный дом. В этом тё...

— Не тёмный-тёмный дом, а чёрный-чёрный!

— Сама и рассказывай, раз такая умная!

— Ну чё ты, Варька, сразу дуешься?

— А чё она!

— Варька, давай, рассказывай! Мы Ольку подержим, чтоб не перебивала! Руки ей держите, ой, хи-хи-хи!..

— Не надо мне, хи-хи, ой, хи-хи-хи, не щекочи, ха-ха-ха, не щекочи-и-и!

— А! Ты подушкой?!

— Ну держись!

— Девча-а-а, лови!

— Что за шум после отбоя?

Тишина. Нет, не так. Тишина-а-а-а-а. Только панцирные сетки кроватей поскрипывают то тут, то там от еле сдерживаемого хихиканья. А рассмеяться хочется так, что внизу живота болит, а горло как какой-то духовой инструмент: нажми кнопку-клавишу, и выльется звук — заливистый хохот.

Но нельзя. Вожатая ещё стоит в жёлтом прямоугольнике света из коридора, и как Чингачгук вглядывается в темноту. А смех щекочет изнутри всё тело, ещё пара секунд, и он вырвется наружу.

Прямоугольник сужается с музыкальным скрипом, худеет до тоненькой иголочки вверху двери. И все с облегчением прыскают!!! Кто в подушку сдавленным голосом, кто взрывным шёпотом, кто отдуваясь и постанывая, как старушка после бани.

И только Варька заржала в полный голос! Дура!

В ту же секунду на неё со всех сторон зашикали, Варька заткнулась, а дверь распахнулась так быстро, что застонать она бы просто не успела. Н-да-а, вожатая была не новичок.

— Н-ну-у!!!

Кровати не поклацивали. Все не дышали. Комар вроде запищал, но это «Н-ну-у!» и на него подействовало.

— Ещё раз услышу, и завтра вечером никакой дискотеки!

И наступила тишина. Звенящая. Казалось, она нарастает, пускает корни. На дискотеку всем хочется. Как без дискотеки-то? Это уже не лагерь. Не лето. Потому что в одиннадцать лет уже мало «чёрного-чёрного дома», купания, игр и болтовни. Душа просит чего-то ещё. И все понимают, что находится это «что-то» на дискотеке. Ну его там найти можно.

Дверь вожатая захлопнула громко — точка. Все прислушивались к удаляющимся шагам. Потихоньку началась возня, потом дружные, еле слышные, возмущённые возгласы:

— Варька, ты получишь!

— Ты чё, припухла?

— Лошадь ржа́ная!

Варька молчала, во всей полноте осознавая масштаб возможной катастрофы и честно признавая, что — да! — ступила, и «лошадь ржа́ная» — это более чем справедливо.

Постепенно все угомонились, улеглись поудобнее и перестали ворочаться. Самое время для душевных разговоров. И мировой. И Варька решилась.

— А я вчера видела, как Светка и Сашка из второго отряда целовались.

— Врё-о-о-ошь!!!

— Правда! Целовались и обнимались! За эстрадой.

— Сашка симпотный, конечно.

— Всё равно, по-моему, рано...

— О-о-ой, Ленка, ты прям как училка!

— Ничего и не рано! Нам и то уже можно!

— Хи-хи!

— Мы ж для них салаги. Кто поцелует-то?

— Ну не из второго отряда просто...

Варьке нравилось, как растекалась беседа. Все так оживились, и девчонки уже не дулись на неё совсем, только время от времени бросали весёлые взгляды, приглашающие высказаться по существу вопроса.

Тема была животрепещущая, актуальная. Но вот как раз здесь-то у Варьки всё уже было решено раз и навсегда, и поэтому вступать в пустые разговоры она не собиралась.

Она только села на кровати, поджав ноги по-турецки, схватила ладошками горячие ступни, вертела во след репликам лохматой головой, непроизвольно корябая облупившийся лак на ногте большого пальца.

Всеобщий шёпот накрыл комнату, проникая в углы, под кровати, за тумбочки. Глаза блестели в темноте. Кровати ожили. Скрип их пружин чуть не перекрывал голоса.

Дискуссия накалялась. Её шум разрезал свистящий шёпот Таньки Петровой:

— Целовалась, целовалась! Перед лагерем! Ясно вам?!

Всех так и накрыло этим криком души.

В который раз наступила тишина. А Варька весомо сказала:

— Ну и дура! На фига? Теперь у тебя дети будут! А у нас ещё матка маленькая — народишь уродов...

Секунда. Вторая. Третья. И тут всё взорвалось от хохота. Дзинькал графин, дрогнули форточки, народ лежал вповалку, дрыгая ногами и утирая слёзы.

Да пустили нас потом на дискотеку, пустили.

Потому что вожатая в это время ничего не слышала. Она целовалась с физруком за эстрадой.

А Варька узнала, что детей от поцелуев не бывает.