Сегодня дежурила Фея. Она была добрая, поэтому Маруся очень удивилась, когда Фея повысила голос и разогнала всех по палатам. Обычно она только во время врачебных обходов не разрешала бегать по коридору — дальше этого её строгость не распространялась.

После ухода Феи двери палат приоткрылись. Самые любопытные девочки вышли в общий блок.

— Чё за фигня? — спросила Вика из одиннадцатой, на неё зашикали. Все прислушивались к тому, что происходит за дверью блока.

В отделении гематологии раздавались звуки мрачной суеты: топот ног, перешёптывания, скрип колёс каталки. Утробно заурчал холодильник, Вика взвизгнула от неожиданности. Маруся юркнула к себе, прикрыла дверь — в блоке снова показалась Фея, привела Асю. Та ходила на физиотерапию и, очевидно, вернулась не вовремя.

— Девчонки, по палатам! — сказала Фея.

Маруся прижалась к стеклу между своей палатой и одиннадцатой. Ася сидела на кровати в окружении подруг. Ася была добрая, общалась с Марусей через стекло, всегда желала ей «спокойной ночи» и иногда даже заходила в гости, несмотря на запреты врачей. Марусе нельзя было ни с кем контактировать, поэтому она лежала в одиночной палате.

— С Маратом что-то не так, — тихо сказала Ася, но Маруся всё равно услышала. Марата недавно перевели из блока мальчишек на ту сторону коридора. Там не было общих блоков, просто отдельные палаты напротив сестринского поста. Обычно туда клали «тяжёлых».

У Маруси заложило уши, она сглотнула, но это не помогло. Она тихо вышла из палаты и выглянула в коридор. Около поста стояли врачи, скрипучей каталки не было видно, а Фея спешно капала валокордин в маленький стаканчик. Маруся знала, что это за пузырёк, иногда капли давали её маме. В потёртом чёрном кресле сидела старшая сестра Марата. Она плакала.

У Маруси закружилась голова, в глазах на мгновение потемнело. Она почувствовала, что кто-то держит её за локоть. Это был врач, Маруся легко отличала их от медбратьев, у врачей на шее висел стетоскоп. Врач спросил:

— Ты чего здесь стоишь? Спать пора.

— Я не маленькая, мне не нужно спать в тихий час.

— Так ведь ночь уже, — он пожал плечами, а Маруся оглядела коридор: свет был выключен, только у поста горела лампа, её монотонное гудение тревожило тишину. Двери палат по ту сторону коридора чернели в темноте. Врач отвёл Марусю в палату. Он больше ничего не спрашивал, не стал ругать Марусю за нарушение режима и беспорядок в палате. На тумбочке, да и на подоконнике, лежали книги: «Нэнси Дрю» и «Юпитер Джонс».

Марусино окно выходило на проспект. Днём по нему постоянно ездили машины. Они толпились, гудели, рычали. Ночью проспект спал, по обе стороны от него теснились многоэтажки. А между их силуэтами висела луна: белая, яркая, холодная.

— Полнолуние, — сказала Маруся.

— Да, — спокойно ответил врач, — но завтра Луна начнёт убывать, пока окончательно не исчезнет.

Маруся проснулась от криков. Опять переполох в отделении. Она узнала голоса: ругались врачи. Девчонки из одиннадцатой столпились у выхода в коридор, они смеялись. Марусе пришлось встать на цыпочки за их спинами.

По коридору текла вода. Баба Нюра, санитарка, с мрачным видом водила шваброй из стороны в сторону. Но от еë действий воды не становилось меньше. Марусе показалось, что худющая баба Нюра просто плывёт по коридору на лодке, отмахивая шваброй, как веслом. Снова прорвало трубы в душевой, медсёстры говорили, что там нужно менять абсолютно всё, но на это у больницы не было денег.

Сегодня дежурила Кастрюля. Эта медсестра получила своё прозвище за то, что быстро вскипала и слишком долго не могла остыть. Она ругалась на Ваню, который шлёпал прямо по воде мимо флегматичной бабы Нюры.

— Кудрявцев! — голос Кастрюли сорвался на визг. — Иди к себе в палату!

Но Ваня не послушал, завернул в блок к девочкам. Он знал: Кастрюля не потрудится идти по лужам, чтобы выдворить его, не захочет промочить свои красивые балетки. Ваня нравился Марусе, поэтому она убежала к себе, едва он показался на пороге.

Ваня был весёлым, он всегда шутил, смеялся, а иногда очень злил Марусю, однажды она даже швырнула в него тапок, который Ваня забрал и спрятал. Тогда Марусе пришлось тайно выйти из палаты и искать своё имущество, Ваня вместе с ней прятался от медсестёр и смеялся.

Ваня ходил к Тане из одиннадцатой. Таня была уже взрослая, шестнадцатилетняя. Не удивительно, что Ване больше нравилась она, а не Маруся. Ей было всего тринадцать. Да и кому может понравиться девочка, которой запрещено выходить из палаты? Маруся слушала сквозь стекло, как смеётся Таня.

Луна сегодня была действительно какая-то сумасшедшая: яркая, белая, холодная. Маруся никак не могла уснуть, ей было зябко. Она почувствовала, что не одна в палате и открыла глаза. На пороге стоял врач. Она знала, что это именно врач, а не медбрат. Врачи носили на шее стетоскоп. В полумраке его глаза казались абсолютно чёрными, без радужки и зрачков. Маруся подумала, что врач станет ругать её за беспорядок. Мама всё время приносила ей книги, на подоконнике лежала одна — приключения «Великолепной пятёрки».

— Сегодня очень странная луна, — сказала Маруся.

— Она уже не полная, — спокойно ответил врач, — она убывает. Скоро будет новолуние.

Маруся проснулась от шума, в соседней палате плакала Таня, а Вика что-то выкрикивала. Аси не было видно. Маруся тихонько поскреблась в дверь одиннадцатой, открыла незнакомая девочка.

— Тебе чего надо, ты, затворница?

— Позови Асю, пожалуйста, — робко попросила Маруся.

За спиной новенькой показалась Вика.

— Ты что, Аську неделю назад выписали.

Девчонки расхохотались, Маруся закрыла дверь одиннадцатой и выглянула в коридор. Баба Нюра, всё такая же тощая и суровая, катила перед собой сидячую каталку, колёса противно хлюпали в воде, трубы так и не починили. На каталке сидел Ваня, он не улыбался. Он даже не подмигнул Марусе, когда подслеповатая баба Нюра задела плечом холодильник с лекарствами. Ваня достал из кармана пижамы круглую шоколадную медальку и вложил в костлявую руку бабы Нюры. Баба Нюра перевезла Ваню на ту сторону коридора, каталка скрылась в темноте. Маруся ахнула, но её никто не услышал.

Месяц был невыносимо ярким, белым, холодным. Он ослеплял, не давал покоя, Маруся видела его даже сквозь закрытые веки. Она металась в своей кровати, пока врач не разбудил её:

— Луна исчезает, завтра новолуние.

Марусе поначалу показалось, что он стоит к ней лицом, она видела торс в белом халате и сложенные на животе руки, свисающий с плеч стетоскоп. Но голова врача была повёрнута к окну, вместо лица — чёрный затылок.

— Отпустите Ваньку, — попросила Маруся.

— С той стороны никто не возвращается, — ответил врач.

Маруся проснулась из-за того, что её гладили по голове. Это была мама. Она давно не приходила к Марусе, врачи не пускали.

— Милая моя, как же я рада, что ты открыла глазки, — у мамы был гнусавый голос, она высморкалась в яркий фиолетовый платок с розовыми цветочками, у неё в руках были книги, Маруся узнала обложки.

— Но ведь эти я уже читала, — сказала Маруся. Платок в руках мамы больше не был фиолетовым, он медленно тускнел, темнел, пока не стал вовсе чёрным.

В палате было темно и пусто.

— Вот и наступило новолуние, — сказал врач.