Гамлет стоял в крохотном загончике и медленно засыпал. Сон накатывал волнами. Они переливались огнями софитов, отдавали запахом тёплого навоза. Завтра последнее представление, и шапито покатит дальше.

Старый конь давно не обращал внимания на переезды, на тряску раздолбанного грузовичка, на неприятное соседство с визгливыми пуделями.

Лет десять назад он умел радоваться. Но со временем износились подковы, пропитался пылью синтетический султан. Потерялась и радость. Только пронзительные звуки цирковой трубы, зовущие на манеж, могли пробить перину безразличия.

На арене Гамлет менялся. Загорался глаз, иноходь сменялась рысью, рысь галопом, сливались в пёструю полоску огни, а в это время на его крепкой спине тоненькая Васнецова вертела сальто. Отработав номер, она изящно спрыгивала вниз, улыбалась публике и нежно трепала за ухом напарника. Под аплодисменты конь с достоинством опускался на одну ногу, величественно наклонял голову, касаясь султаном копыта.

…Что-то задвигалось рядом, выпихнуло Гамлета из сна. Яростно завопила и перешла на вой невидимая труба. Конь повёл ушами, тревожно всхрапнул, толкнул лбом незапертую дверь и привычным путём пошёл к манежу. Васнецовой не было. Может, она специально не закрыла дверь и это его звёздный час? Взбудоражено глотнув горячий воздух, он начал бег. Обжигающая пыль забивала ноздри, тревожно и незнакомо кричала труба. Гамлет перешёл на галоп.

— Ух ты, лошадь! Живая!

Пожарный удивлённо смотрел на затянутую дымом арену. По ней, не замечая никого, скакал Гамлет. Через обгорелый купол светил софит луны, куда-то несли на носилках Васнецову, а он всё бежал и бежал по кругу.

— Сгорит! Серёга, полей, может остановится?

Серёга нахмурился:

— Не остановится. Это цирковой.

Скинул рукавицы, захлопал. Влажные, хлюпающие звуки были мало похожи на аплодисменты, и конь недоверчиво покосился на человека. Кто-то крикнул «Бис!» Гамлет перешёл на шаг, остановился, с достоинством поклонился.

Обожжённый султан последний раз коснулся копыта.