— Вадим Петрович?.. — младший капитан космического корабля Иванов мялся у входа, соображая то ли с какой ноги пойти, то ли какое слово сказать.

— Что у тебя, Иванов? Только быстрее, мне отчёт через пару часов сдавать.

Вадим Петрович сидел с отчётом с самого утра. Бортовой бухгалтер завис на обновлении, и пришлось вводить все траты вручную. Не сходились сущие копейки, двести пятьдесят космических рублей, и слишком умная программа яростно пиликала, выдавала ошибку и отказывалась отправлять отчёт на Землю.

Звонить бесполезно: по всем номерам отвечали автоматические помощники, которые на крики Вадима Петровича («Ни хрена вы не можете, дайте мне оператора!»), спокойным голосом убеждали, что в девяносто девяти процентах случаев они располагают полной информацией для помощи. Но все разговоры в итоге сводились к тому, что нужно-таки найти эти двести пятьдесят каров и «мы рады, что смогли вам помочь».

Вадим Петрович уже не первый раз запаздывал с отчётом. Ещё одна оплошность — и номер его капитанской лицензии исчезнет из официального реестра.

У Вадима Петровича резко зачесались плечо и спина, как будто колкую россыпь звёзд за окном иллюминатора собрали в горсть и кинули ему за шиворот.

— Эм, — снова начал Иванов, — там объект, как бы это сказать...

Вадим Петрович оторвался от мониторов с таблицами, и красным от усталости взглядом уставился на Иванова:

— Как-нибудь скажи, или совсем говорить разучился?

— В общем, помните, месяца два назад, — быстро заговорил Иванов, — на Арктике-10 образцы взяли. Думали — редкокосмическая порода. А оказалось — это что-то живое.

— А ко мне зачем пришёл? Иди к биологам. Вот кто обрадуется, а то они, кажется, приуныли — во всём космосе ни души, одни камни.

— Я ходил. Они сказали, что я бред несу, и никаких признаков жизни в этой груде камней нет. Не так, конечно, сказали, но суть в этом.

— Тогда вопрос закрыт?

— Тут такое дело, — Иванов переступил с ноги на ногу, посмотрел в темную глубь космоса, как будто принимал запаздывающий сигнал с Земли. — Биологи сказали, что непонятно зачем поисковики столько этих камней накопали. Им и по массе в три раза меньше задали... Как будто параметры сбились...

— К делу, Иванов...

— В общем, биологи решили, что это бесполезный груз, и нужно сбросить его в открытый космос. А я, как вам сказать, — Иванов опять посмотрел в бесконечную тьму иллюминатора, вздохнул, — я их чувствую, понимаете?.. Живые они. Это биологов ваших списывать пора.

Иванов выжидательно замолчал. Вадим Петрович в свою очередь открыл записи бортового психиатра по Иванову, взглянул на время: оставалось три часа до отправки отчёта.

— Ты пока присядь, Иванов, — Вадим Петрович нажал кнопку, из пола вылез пластиковый цилиндр. — Расскажи всё по порядку.

Иванов сел на космический табурет и, приободрённый интересом капитана, продолжил:

— Честно говоря, я сам сначала не поверил. Началось всё, когда объект принесли в хранилище, после той экспедиции. Я зашёл перенастроить датчики и вдруг чувствую, будто кто-то смотрит на меня живым таким взглядом. Отвык от этого, даже жутко стало. А потом почувствовал тепло, как будто кошка моя Муська лежит на коленях, как в детстве, и страшно пошевелиться, чтобы не спугнуть её. А тепло это повсюду. Я и не шевелился, только чувствовал. Дальше не помню. Очнулся уже на камнях, будто я — Муська, а камни...

— Колени, что ли? — не сдержался Вадим Петрович.

— Не-ет... вроде, как котята...

— Понятно.

Вадим Петрович кивнул и, уткнувшись в монитор, пробежал глазами запись о последней сессии Иванова с бортовым психиатром: «Проведён тест на функциональность: все функции в норме. Наблюдаемые неделю назад чувство одиночества и депрессивные мысли прошли. Настроение улучшилось». На мониторе появилось уведомление: «Бортовой психиатр 6.0 требует обновления». «Чёрт бы их побрал! Опять отклонений надобавляли», — выругался про себя Вадим Петрович и нажал кнопку «Напомнить позже».

— Продолжай, Иванов, только без этих твоих поэтических отступлений: кошка Мурка и колени.

— В общем, почти неделю я каждый день приходил в хранилище и ложился на них, будто знал, что им тепло нужно. Кому ещё тепло нужно, если не живому организму? А дня два назад тепло как будто изменилось...

Вадим Петрович оторвался от монитора, посмотрел на Иванова и хотел было пошутить, но сдержался, а Иванов, не заметив этого, продолжил:

— Глаза закроешь и будто на солнце смотришь, а векам так тепло, что они аж красные изнутри, как будто свет и жизнь — это одно... Понимаете?

Иванов с надеждой взглянул на Вадима Петровича. Тот почесал шею и затылок, проверил время: два с половиной часа до отправки отчёта:

— Так, Иванов, я склонен согласиться с биологами: бред ты несёшь — это совершенно определённо. А на питомцев твоих пойдём посмотрим, только быстро.

Вадим Петрович встал, машинально нажал на кнопку «Убрать сиденья», Иванов только успел спрыгнуть с уезжающего вниз цилиндра.

* * *

Железная дверь хранилища с лязгом отъехала в сторону. В глазах Вадима Петровича побелело от хлынувшего света. Он зажмурился. В нос ударило плотным, влажным запахом земли. Было ещё что-то в этом запахе, что-то знакомое и неуловимое, щекочущее границу памяти, от чего хотелось вдыхать ещё и ещё.

Вадим Петрович шагнул внутрь и погрузился в толщу запаха. Он вспомнил. Так пахли волосы Лены, когда он прятался в них, как будто пытался убежать от всего мира, целовал висок, за ухом, шею — и дышал. Сладковато-пряный аромат становился сильнее. Он вдыхал его, когда обнимал Лену перед отправлением, спрятавшись опять в её волосы. Страшно вспомнить сколько лет назад. Он просил не ждать его, не тратить деньги и здоровье на анабиоз. А этот запах ещё бродит в закоулках памяти. Её запах. Здесь он был повсюду. И тепло. Как будто она рядом. Чуть пошевелить рукой — и коснёшься её бархатистой, тёплой кожи.

Очнувшись, Вадим Петрович почувствовал, что лежит на груде камней, которая будто набухла и увеличилась. Он встал, не совсем понимая, что произошло, взглянул на часы: оставалось пятнадцать минут до чего-то. Он никак не мог вспомнить, до чего.

— Иванов, не припомню, чтобы лампа здесь такая яркая была?

Иванов зашевелился где-то рядом, встал:

— Так это я у биологов выпросил. Сказал, на всякий случай, если вдруг картошку растить начнём. Нам двоим много ли нужно. Они одобрили. Всего двести пятьдесят космических рублей. Это разве деньги? А малышам нужен свет.

Вадим Петрович закрыл глаза. Через закрытые веки красным пробивался свет: «Как жизнь», — подумал Вадим Петрович. Он глубоко вдохнул и усмехнулся, как ловко объект у Иванова превратился в малышей. И двести пятьдесят рублей эти — мелочь, а как будто важная цифра.

— Иванов, не переживай, — сказал Вадим Петрович, снова прикасаясь к тёплой массе, — я биологов перепрограммирую, чтобы они малышей не трогали: им, железякам, не понять. А малышам нашим место нужно и уход. Тесно им становится. Чувствуешь?

Иванов помолчал и осторожно напомнил:

— Вадим Петрович, вам, вроде, отчёт сдавать нужно?

— Нужно, — протянул Вадим Петрович и вдруг выпрямился, посмотрел на Иванова в упор. — Ты только чек о покупке лампы мне предоставь! Иначе оба вылетим с корабля в открытый космос, — и шёпотом добавил: — А нам ещё малышей растить...

Иванов побежал исполнять приказ.

—Иванов! Ты это... семена картошки достань, может, и правда посадим. Нам двоим много ли нужно...