Когда минутная стрелка часов здания вокзала поравнялась с часовой, запуская ход нового дня, Ленин ожил. Встряхнул затёкшей рукой, стащил с головы кепку, привычным жестом смахнул с неё птичий помёт, потянулся, прохрустев каменными суставами, и шагнул с постамента вниз.

Стояла душная майская ночь. Чайки наконец-то затихли, уступив дежурство цикадам. Море тихой чёрной волной плескалось за забором железнодорожного вокзала.

Кряхтя, Ленин стащил с плеч давно поблёкшее пальтишко и направился к летней веранде кафе напротив вокзала. Под золочёной вывеской «ДеникинЪ» оживился поп-арт-портрет, один из Деникиных пошарился в карманах и протянул Ленину портсигар. Ленин не сдержался:

— Что вы, в самом деле, в этом куреве находите? Чисто яд.

Синий Деникин повёл чуть менее синими плечами:

— А вы что потеряли? Теперь-то уж какая разница.

Ленин покачал головой и насупился.

— Воздух-то какой! Море! Юг! У вас тут на веранде и так дымоган днями стоит, хоть бы ночью продохнули!

— Ой, я вам мальчишка, что ли, учить меня?

Деникина повесили только года два как, вот он то и дело капризничал, показывая характер бронзовому Ленину. Возраст трудный, статус неопределённый: портрет это тебе не памятник, его хоть сейчас любой унести может и повесить у себя в гостиной, если повезёт, а может, и вовсе в туалете на улице. Да ещё и Деникин не один такой, а целых четыре: красный, зелёный, жёлтый и синий. Синий — брюзга, но и самый рассудительный. Ленин решил, что Синий Деникин сегодня как раз к месту, и примирительно проворчал:

— Вот где остальных носит? — Надеялся, что Синий Деникин подхватит его бурчание, но тот упёрся:

— Не все тут на площади прохлаждаются.

Тут уж от возмущения Ленин крякнул: это раскалённая площадь-то прохладная?! это он-то прохлаждается?! сутки напролёт с протянутой рукой да в полном облачении?! в его-то возрасте?! Потом присмотрелся: портрет висит сбоку от кондиционера, отчего вечно болеющий Синий Деникин уже начал размываться и подтекать. Может, перевесят, может, перекрасят, а может, и вовсе — выкинут, вывезут на вечно смердящую свалку за городом и бросят, так что чужой туалет ещё и спасением покажется...

Со стороны галереи показался луч света. Отполированный тысячью рук ботинок освещал путь Айвазовскому. Радостный, с мольбертом и кисточкой в руке, художник неспешно приближался, оглядывая свои владения. То и дело останавливался, хмурился и пробегал кисточкой: паутинка трещин растворялась в асфальте, дурные слова исчезали с заборов, а мусор попадал аккурат в урну.

Одновременно со стороны кинотеатра «Крым» асфальт перемалывался увесистым шагом красного командира. Поравнявшись с Лениным, Назукин отдал честь, а затем протянул руку Айвазовскому, Деникину же кивнул.

Айвазовский цокнул и протянул с заметным армянским акцентом:

— Ай, а что Пушкин?

Назукин пробурчал:

— Видел я его по дороге. Сегодня не придёт.

Ленин нахмурился:

— Чего это? Тема же важная. Опять он филонить вздумал...

Назукин пробурчал:

— Да с менгиром треплется. Как поставили, так Пушкин вечно рядом ошивается. Все языческие частушки выспрашивает.

— Или секрет мужской силы, — усмехнулся Деникин. — Так пусть вон у Айвазовского спросит, не зря жена почти на полвека моложе.

— Я попросил бы не беспокоить прах Анны Никитишны! — кокетливо отпирался Айвазовский.

— Давайте не будем, а то и правда услышит, могила-то недалеко. Нам и своих мертвецов хватает.

Ленин насупился: как больше двух, так сразу кавардак!

— Товарищи, я считаю, что кворум собран. Давайте начинать.

— Мы вам не товарищи, уж простите!

— Ну опять вы начинаете это ваше, товарищ Деникин, в самом деле.

— У нас здесь пятьдесят на пятьдесят товарищей и господ, уж простите. — Деникин высунул из портрета такой же синий язык.

Ленин не сдержался:

— Вас мы вообще исключить можем, товарищ Деникин! За беспамятность, вот! Висите себе и радуйтесь!

Ленин пожалел о сказанном в тот же миг: портрет перелился возмущённой радугой, разбудив остальных Деникиных. Те тотчас загалдели, пока Айвазовский, разозлившись, не постучал по столу кисточкой, отчего по фальшивому граниту пробежали трещинки. Айвазовский поджал губы и покачал головой: вот что я из-за вас наделал. Окунул кисточку в краску с мольберта, два мазка — стол целёхонек. Все притихли.

Где-то издали послышался пушкинский хохот.

— Ай да сукин сын, даже доисторический хер умудрился разговорить. Так ведь и женского полу какую завлечёт нам. — Жёлтый Деникин нарочито залихватски подкрутил усы.

— Тут ближайший женский пол в Ялте, простите, с собачкой гуляет, — остудил его Зелёный.

— Ну уж вы загнули, а барельеф у порта как же? Там Екатерина... — напомнил Красный.

— Ой, там столько фаворитов развелось, что ей не до нас.

Деникины вновь оживлённо заспорили, Ленин в очередной раз разозлился на себя за неосторожный выкрик. С одним-то Деникиным еле договоришься, а с оравой как? Их самих не рассудить!

Назукин прибавил в голосе:

— Вы что хотите думайте, а мне вот менгир этот совсем не нравится. Только его поставили и сразу стена у башни Константина обвалилась, дерево треснуло, кусты и деревья перемёрзли, водопровод даже у вашего фонтана, Айвазовский, отказал! Неспроста это, ой неспроста.

— Вы бы, Назукин, меньше бабок с лавочки слушали! Да не завидовали, что его чаще вашего фотографируют.

— Конечно, кому герои войны нужны, когда у вас хер напротив детской площадки стоит!

Айвазовский пробормотал:

— Ай, водопроводу-то сколько лет, я его ещё проводил...

Назукин упирался:

— А я вам говорю, есть о чём задуматься!

Ленин тряхнул газетой «Кафа»:

— Господа товарищи, давайте всё-таки к нашей повестке дня уже вернёмся!

— Мы вам не товарищи! — хором возразили все Деникины. Айвазовский погрозил им кисточкой: закрашу! Все Деникины, кроме Синего, тотчас закрыли глаза и притворились спящими.

Ленин раскрыл газету:

— Так вот, если помните, ещё в апреле две тысячи пятнадцатого года указом президента наш город назначен городом военной славы. Прошло пять лет, а городские власти так и не выбрали место для стеллы.

— А стелла-то женского полу, — не выдержал Жёлтый Деникин.

— Только если для менгира, — фыркнул Синий Деникин.

Ленин продолжал:

— Возможные площадки для установки: во-первых, площадь перед кинотеатром «Крым»...

— Я бы попросил! — Назукин тотчас взвился с места.

— Ай, да там канализация, всё равно не поставят, — Айвазовский махнул кисточкой.

— Кстати, о каналке. Не работает она уже сколько времени, стоять же невозможно, Айвазовский!

— Ай, а чего вы мне так говорите, как будто я виноват?!

— Вы её породили, вы её исправьте! Сезон не начался, а уже несёт!

— Правда, правда, — вновь загалдели Деникины.

— Я художник, а не сантехник!

Ленин упрямо гнул дальше:

— Во-вторых, рыночная площадь...

— Кисточкой бы своей подмахнули пару раз — и всё!

— Ай, себе подмахните!

— В-третьих, Комсомольский парк...

— Опять комсомольцы... — перефыркнулись Деникины.

— Или... — Ленин вдруг умолк.

— Ну!

— Не томите же...

Ленин кивнул и развернул газету так, чтобы статья была видна всем.

— Привокзальная площадь... — зачитал Назукин. — Но как же это... вы же здесь...

Айвазовский покачал головой:

— Автовокзальная, может?

— Да нет, вот же фотография.

Под фото стояла подпись: «Памятник Ленина планируют демонтировать уже к началу сезона».

Деникины переглянулись.

— Кафе ведь раньше «Асторией» называлось. Неспроста они, видать, переименовали в... нас.

Ленин постучал пальцами по столу. Затем надел кепку на голову и поднялся.

Встали и остальные, даже Деникины немного высунулись из портрета.

— Вы сидите-сидите. Я, пожалуй, к морю пройдусь, — махнул Ленин.

Айвазовский покачал головой:

— Ай, дорогой, с вами прогуляться?

Ленин покачал головой и, выпрямив спину, быстрым шагом пошёл через рельсы к причалу.

Остальные молча смотрели ему вслед. Деникин протянул всем портсигар. Назукин затянулся.

— Ай, нехорошо, — покачал головой Айвазовский.

— Да-а-а, неприятность, — потускнел Деникин.

Назукин стряхнул пепел прямо на асфальт, отчего Айвазовский нахмурился и потянулся было кисточкой, но потом только махнул рукой.

— Не изображайте тут. Вам же в радость, вы его никогда не любили, господин хороший.

— Так-то да, но сначала он, а потом кто?

— Я, конечно, — вздохнул Назукин. — Слышали же, на моё место Александра метят. Третьего. Проезжал здесь один раз. Один. А я-то... Ой, да что мне тут хвалиться.

Айвазовский похлопал его по плечу:

— Ай, да вы местный. Не забудут, не снесут.

— Может, в парк уберут, я слышал, — оживился Жёлтый Деникин. — Мэр тут сидел со спонсорами, я всё слышал. Планы есть по реконструкции и благоустройству. Скейт-площадки туда перенести хотят, чтобы молодёжь завлечь. Сейчас же все знают: где Назукин, там и скейтеры.

Назукин улыбнулся:

— Хорошо бы. Посмотришь, шалопаи такие, то на руки залезут, то нарисуют что, а с другой — сердце радуется. Сам молодеешь, меня же в двадцать восемь ваши ведь того... — кивнул на Деникина. — А тут приходит такой, мелкий ещё совсем, не умеет ничего, падает всё время. А потом потихоньку-потихоньку учится. Капля камень точит, так и с революцией вышло.

— Вышло — дышло, — Деникин головой показал на сидящего на берегу моря Ленина.

— Как думаете, его совсем того?

— Ай, перенесут, может.

— Да бросьте вы всех успокаивать! Эти красные, я вообще портрет! Это вам, Айвазовский, легко рассуждать, вас-то из этого города никуда не денут. Благодетель!

Айвазовский надулся:

— Ай, так убивать-то таланта не нужно, а ты поди чего хорошего людям сделай! Созидай!

Назукин фыркнул:

— А что такое хорошее ваше? Сами знаете, время всё взад обнуляет. Видели дедульку в кабинке с весами? Сколько лет он там сидел, за пять рублей взвешивал и комплиментов ещё на пятьдесят наговаривал? Нет его больше. И памятника нет. А таким ведь и надо ставить. Маленьким людям с маленькими хорошими делами. Это вы сейчас на коне, на постаменте, как есть царь! А завтра и вас уберут.

— Меня-то за что?!

Синий Деникин хмыкнул:

— Да за время, вот за что. Я вот тут тоже девушек одних слушал. Жену свою первую кто обижал? Руку вывихнул, документики есть. Пока что терпят, но пройдёт полвека — и вас, Ваня, снесут, попомните моё слово.

Айвазовский огладил бородку:

— А кто останется? Пушкин?

— И на Пушкина удавка найдётся.

— А на кого не найдётся?

— Да на менгир же. Хер-то кто снесёт, он из любой удавки выпрыгнет.

— Назукин, опять вы за своё!

Ленин развязал шнурки, снял ботинки и опустил затёкшие бронзовые ступни в чёрную воду, слушая переругивание ансамбля десантников за спиной. Вдалеке маяком подмигивал памятник погибшему кораблю. И чего бы в море стеллу не поставить? Как в Севастополе. Красота же. Хорошо придумал этот Адамсон... Эстонец, кажется.

Он слышал, что где-то под Таллином есть целое кладбище Лениных, где валяются распотрошённые памятники.

Куда попадает Ленин после смерти?

В мавзолей.

А куда попадают Ленины?

На свалку истории.

Занималась заря. Десантники наконец поделили оружие и уселись на парапет сбоку от Ленина.

— Владимир Ильич, так что там по стелле-то решили?

Ленин встал и улыбнулся:

— Не волнуйтесь. В лучшем виде будет.

Поднял монетку с асфальта и бросил в море.

Сторож, выйдя утром из здания вокзала, так и замер напротив пустого постамента.

На следующий день в газете «Кафа» вышла статья:

Вождь не устоял: мнение коммунистов, монархистов, историков и жителей.