Баба Маня сидела на скамейке у подъезда, спицы мелькали в её руках, как крылья у маленькой птички. Шарф рос — длинный, полосатый, как хвост у дворового кота Васьки. Только Васька рыжий, а шарф — сине-зелёный, с жёлтыми крапинками.

— Кому вяжешь, баб Мань? — спросил я, присаживаясь рядом. Я с каникул приехал, а баба Маня всё тут сидит, вяжет.

— Да никому, — вздохнула она. — Так, вяжу.

— А зачем? — удивился я. — Если никому...

Баба Маня посмотрела на меня так, будто я спросил, зачем солнце светит.

— А чтоб не пусто было, — сказала она. — Вот ты идёшь — и пусто. А шарф вяжешь — и уже не пусто. Заполняется.

Я не понял. Какое ещё «заполняется»? Но спорить не стал. Баба Маня, она такая... Она видит то, чего другие не видят.

— А у меня письмо, — похвастался я. — От Ленки. Из лагеря.

— Прочитал? — спросила баба Маня, не отрываясь от спиц.

— Нет ещё, — сказал я. — В кармане лежит.

— Вот и ты тоже вяжешь, — улыбнулась баба Маня.

— Чего вяжу? — не понял я.

— Ожидание вяжешь, — сказала она. — Письмо-то в кармане, а слова ещё не распустились. Как бутоны. Вот и ждёшь. А ожидание — оно тоже как шарф. Длинное, разноцветное. И пока не дочитаешь — не узнаешь, какой узор получится.

Я потрогал письмо в кармане. Оно и правда было похоже на клубок ниток. Тёплое такое, шершавое. И вдруг стало страшно. А вдруг там узор некрасивый? Вдруг Ленка пишет, что... что не приедет больше. Или что...

— Баб Мань, а если узор не понравится? — спросил я тихо.

Баба Маня остановила спицы. Посмотрела на меня долгим взглядом, а потом на небо.

— А ты довяжи, — сказала она. — Довяжи и посмотри. Иногда самый некрасивый узор — он самый нужный. Он как... как прививка. Больно, а потом хорошо.

Мимо прошёл дядя Коля из пятой квартиры. Он всегда хмурый, а сегодня улыбается. Идёт и несёт что-то в руках.

— Смотри, баб Мань, — сказал я. — Дядя Коля улыбается.

— Вижу, — кивнула баба Маня. — Наверное, довязал.

— Что довязал? — опять не понял я.

— Да кто ж его знает, — вздохнула баба Маня. — У каждого свой шарф. Свой узор. Своё ожидание.

И снова застучали спицы, и сине-зелёный шарф с жёлтыми крапинками стал ещё немного длиннее. А я всё сидел и думал: какой же узор у моего письма? И когда же я его, наконец, «довяжу»? И что там, за этим узором, ждёт — пустота или... что-то ещё?

И солнце, садясь за дома, отбрасывало длинные-предлинные тени, словно кто-то невидимый тоже вязал свой огромный, вечерний шарф.