— А, Павел Андреевич, — женщина в приёмной радушно улыбнулась, — проходите, присаживайтесь.

За время ожидания у Павла Андреевича накопилось много вопросов, но он сам всю жизнь работал в различных ведомствах и знал, как утомляет бесконечное любопытство посетителей, поэтому решил пока промолчать. Хотя бы из чиновничьей солидарности.

— Как вам у нас? — поинтересовалась женщина, открывая тощую папку с бумагами.

— Замечательно! — совершенно искренне ответил Павел Андреевич. Он уже успел оглядеться: заметил и просторное светлое помещение, и белую мебель, и идеальную чистоту. Особенно ему приглянулись длинные стеллажи с документами в аккуратных папках, разложенных в алфавитном порядке. Всё как он любил.

— Ну, начнём? — женщина принялась заполнять документы. — Так, Голубев Павел Андреевич, не женат, детей нет, дата рождения... — она сверилась с календарём, — пятое февраля две тысячи двадцать третьего года...

— Постойте, у меня день рождения восемнадцатого апреля! Пятьдесят шестого года! — заволновался Павел Андреевич.

— Это уже не имеет значения, — лучезарно улыбнулась его собеседница, — ту дату мы аннулируем. Так, родственные связи: мать, Голубева Анна Семёновна, у нас в системе уже есть, карточка заполнена. Отец, Голубев Андрей Сергеевич, данных пока нет. — Женщина что-то проверила в компьютере и удовлетворённо кивнула: — Ага, скоро к нам поступит, второго июня, если точно. Так, ваше последнее место работы вне системы: министерство транспорта, отдел кадров. Ой, так вы, значит, кадровиком были? Нам такие люди очень здесь нужны!

При мысли о работе Павел Андреевич вздохнул. Он действительно много лет проработал в кадрах. Ему нравился запах бумаг и работающего картриджа, шершавая поверхность папок «Дело» и остро наточенные карандаши в стакане. Он любил возиться с документами, и даже в архиве — комнатке два на два метра — чувствовал себя уютно. И всё было бы хорошо, если бы не эта вечная, раздражающая суета. Во-первых, женщины в отделе. Кофточки, помады, сопливые дети, нерадивые мужья! Во-вторых, сотрудники. Всё время отвлекают! Дайте копию трудовой книжки, возьмите документы на путёвку, заверьте справку для бухгалтерии, оформите выписку из приказа.

Вот поэтому-то Павел Андреевич и решился после Нового года выходить на пенсию.

— Постойте! — вдруг осенило его. — Почему это «был»? Меня что, уволили? На пенсию выперли? В нарушение трудового права?

Павел Андреевич распалялся всё больше и больше и понял, что уже не может сдерживаться:

— И вообще! Вы можете мне объяснить, что здесь происходит? Где я нахожусь?

Женщина подняла на него удивлённые глаза. Потом она сняла телефонную трубку и позвонила кому-то:

— Тут к нам Голубев поступил, да, Павел Андреевич. А какова причина его... э-э-э, поступления в систему? Да, да... ну так я и думала. А почему через нас тогда? Ну как через кого? Через внезапников, например. Отдел несчастных случаев или кто у них там ещё. Да, я знаю, что тромб — это не несчастный случай. Ладно, разберёмся.

Она положила трубку и пригладила волосы.

— Павел Андреевич, не знаю, как вам и сказать... Наш отдел к такому не готовят, у нас и психологов-то нет, чтоб такое сообщать. Но... в общем, вы умерли.

И она испуганно посмотрела на Голубева. Некоторое время он молчал и задумчиво тёр подбородок. А потом спросил:

— Вы сказали, вам кадровики нужны?

— Очень нужны, — обрадовалась женщина. — Вы знаете, у нас хорошо тут, тихо. Бонусы всякие, отпроситься всегда можно, только вот пропуск сделаем, выход через сон. И день рождения же у вас сегодня, а я вас не поздравила даже, мы сейчас соберём всех, и маму вашу позовём, и друзей, кто уже в системе...

Она всё болтала и болтала, но Павел Андреевич не слушал: он обдумывал, как введёт здесь новый учёт, переставит стеллажи и переложит папки. И никто отвлекать не будет. Он теперь на своём месте.