Ты помнишь, как в прошлом году в этот день мы гуляли? Не было ни одного тёмного окна, хотя казалось, что все люди на улице.

Помню, ты шутил, что такими темпами они скоро всех погонят по домам, устроят комендантский час, закроют границы. Я не поверил. А ты ушёл за газировкой, и больше мы не виделись.

Через три дня тебя нашли с проломленной головой где-то в трущобах. Решил защитить девушку, так мне объяснили... Ты всегда был героем — сказала твоя мама, когда узнала. Помню, как спас меня из реки... А теперь такая бессмысленная смерть. И ради кого?

Ты часто говорил, что мы равны, но ты потом поймёшь, что нет. Понял бы.

Они — нечестивицы, призванные губить нас. И ты повёлся.

Всегда был слишком добр.

А потом наступило утро, и ко мне пришли, говорили что-то невразумительное, дескать, мы провели расследование и выяснили, что вы виноваты, поехали. Мать тогда в дверях встала, готовая, как дикий зверь, кинуться на этих прихвостней. Всё-таки глупые создания, ведь что мне будет?

Да, именно так я и думал тогда, но тебе легко в это поверить, ты слишком хорошо меня знаешь.

Началась череда допросов, пыток, бумаг. Я думал, как поизощрённей закончить всю эту свистопляску: украсть ручку, подраться вон с тем амбалом, кинуться в колодец, даже пытался часть планов реализовать, но итог всегда один — лазарет, да и на том спасибо.

Прошёл год с того дня, как мы праздновали, и меня вели в комнату смертников. «Я не виновен!» — вот что я орал. Кто-то отводил глаза, кто-то шипел не хуже гремучки, а я лишь пытался дозваться, правда кого — непонятно, ведь ты был слишком далеко и высоко, но так было всегда, я привык к такому положению вещей.

Там, в свой последний вздох, я мечтал вернуть всё назад: заливистый смех, поля, несущие только смерть, и мы вдвоём, ждущие приговора небес.

— Слева, — кричит командир, и мы, как единый организм, перекатываемся.

— Пли! — рвёт глотку другой. Не думая ни секунды — раз-раз и готово. Эхо выстрела разносится над нами. Мы улыбаемся, поняв, что ответного огня не будет.

Колет пальцы. Искра, как в каком-то мультфильме, пляшет под моей кожей, я делаю последний выдох и открываю глаза.

На улице шумно, что-то празднуют. Я в темноте шарю рукой по кровати и не верю ощущениям — неколючая простыня едва чувствуется, сразу попадается пульт, включаю телевизор, а там журналистка на фоне толпы радостно щебечет.

Ну а что ей терять? Не сегодня-завтра сделают предложение, она для проформы поработает полгода или даже год, а потом декрет и радостная жизнь нахлебницы, знаю, тебе это слово не нравится, пускай будет по-твоему — домохозяйки. Полчаса работы — и целый день сиди и думай, как тратить мужские деньги.

Но я отвлёкся, прости. Смотрю на журналистку эту и до меня не сразу доходит, что она освещает и что эти люди празднуют.

Я вернулся в тот день, когда потерял тебя!

Срываюсь с места, нахожу первые попавшиеся штаны, вылетаю из квартиры, сбивая дамочку с коляской. Перескакиваю пролёты, прыгая через ступеньку, плечом врезаюсь в дверь, та не поддается, давлю что есть мочи и замечаю соседа, он, верно, думает, что я сошёл с ума... Но мне не важно, я бегу к тебе.

Сосед кашляет за спиной, и я пропускаю его к двери — она открывается на себя...

Киваю и бегу. В свете фонарей иногда вылавливаю своё отражение в витринах: помятый, в порванной футболке, с щетиной.

Забегаю за угол и вижу тебя. Той, за кого ты заступился, и в помине нет, но ты... Кровь похожа на желе, боюсь подойти ближе и нарушить целостность улик — так вроде говорили в первый раз.

Второй раз тоже не удался. Я не выдержал, ринулся к тебе, приподнял голову, прижал к себе и заплакал. Когда приехали копы, мне кажется, они увидели дыры вместо глаз — я их не чувствовал, я не видел ничего, кроме раны, а каждое движение век сопровождалось болью. Я впервые услышал, что у моргания есть звук, сходный с названием специального помещения при больницах и учреждениях судебно-медицинской экспертизы для хранения, опознания, вскрытия и выдачи трупов для захоронения или кремации; этот звук всех сведёт с ума, говорю тебе... или уже небу, рад, что ты не услышишь этот скребущий звук с эффектным окончанием, как будто кто-то поставил поцелуй Нептуна на бесконечный репит.

Меня забрали, раздели в участке до трусов и носков, но ненадолго, ты ведь знаешь, как они бывают усердны — на труселях со следами вчерашнего обеда нашли бурые пятна, вместо них предложили бабские в цветочек — если они хотят унизить нас только по праву половых органов, то это лучший вариант.

А потом всё повторилось: пытки, допросы, казнь, только теперь я просто перестал дышать — воздух кончился, но я не беспокоился — раскинул руки, надеясь проверить теорию.

Третья попытка провалилась, как и четвёртая, и пятая: не успел, перепутал переулок, не нашёл тех мерзавцев, что напали на дурочку.

Шестой раз я решил сделать особенным: может, если я успею разобраться с ней первым, тебе не придётся её защищать?

Вёл себя обычно. Побрился, почистил зубы с особым усердием, словно собирался на собеседование — с зубной нитью; минут десять сомневался, надо ли гладить галстук, но решил не наряжаться для всяких — верхние пуговицы расстегнул и вышел.

Поздоровался с соседкой, помог старушке этажом ниже.

С дверью накладок не произошло.

Толпа гудела.

Я был вежлив и учтив с девицей, предлагая своё общество.

Да, тебя бы точно обидело, что я нарушил наши планы, ты всегда был пунктуален, но на кону была твоя жизнь.

Она улыбалась, принимала подношения, но всё время стремилась в тот переулок; я всё испробовал, пока не осталось последнее средство: зажал в углу, и она увидела, как я с беспокойством смотрю на часы — мне нужно потерпеть её ещё пять минут, и я знаю, как их занять.

Она обмякла, наконец-то отбросила новомодные бредни и готова была переродиться, но в последний момент ударила меня. Я чувствовал, как всё уходит. Как время утекает.

Собрав волю в кулак, поднялся и, опираясь одной рукой о стену, пошёл за ней; ногой задел арматуру, поднял; в этот момент, признаться, почувствовал себя героем твоей любимой игры — она стала джемом в нашем бутерброде: я сзади, двое спереди; несколько прыжков не хуже, чем у больших кошек, и я уже практически сцапал её, но тут вмешался кто-то ещё... Думаю, это нечестно, ведь осталась всего минута, чтобы не допустить самого страшного, а кто-то решил мне помешать! Я замахнулся не глядя и — обоих одним ударом...

Те двое, что маячили впереди, смылись, я решил последовать их примеру.

Меня нашли и завтра казнят, поэтому я пишу тебе, мой друг. Похоже, это была моя последняя жизнь, седьмой попытки не будет...