Лена проснулась за полчаса до будильника, будто бы мягко и настойчиво кто-то потряс за плечо. Сон тут же улетучился, но оставил неясное воспоминание, как рисунок на мокром песке, и ещё запах — лёгкий, чуть заметный, но очень знакомый. Память отказывалась выдать источник. Снова заснуть не получилось, так и вышла из дома раньше обычного — зато можно не торопиться. У подъезда под ноги бросился рыжий помпон, прокричал что-то неразборчивое, с тяфканья срываясь на визг. Лена только успела подумать, может ли слишком сильная эмоция разорвать шпица на части, а он уже мчался вдоль дома на зов хозяйки: «Миша, Ми-и-и-ша-а-а! Ко мне, дурацкая собака!»

И тут память встряхнулась и выдала всё, что скрывала зачем-то целое утро: и сон, и запах, и заодно стопку воспоминаний из секретного шкафчика. Во сне Лена стояла на берегу, а Миша проплывал в лодке. Заметил её, поднял правую лапу, помахал и медленно скрылся за изгибом реки. Лена остановилась и посмотрела в небо, чтобы набежавшие слёзы не скатились по щекам вместе со свежей тушью.

Родители отца жили в деревне под Ярославлем, и Лена проводила там каждое лето с раннего детства. Однажды, когда ей было лет восемь, сосед-охотник Лёнька Петров убил медведицу, а медвежонка собирался отдать собакам на затравку, но дед Гриша его выкупил. Выгреб всё, что копил на старость, но кто знает, сколько там этой старости отмерено, а вот он, живой зверь, пропадает. Долго не думали, назвали Мишей. Сначала поселили в дровяном сарае, а потом дед ему выстроил свой домик.

Миша вырос в огромного, но очень доброго зверя с повадками то ли кошки, то ли собаки: и дом сторожил, и приласкаться любил, и вообще с людьми общался легко, кроме Лёньки Петрова. Как будто запомнил, что с мамой случилось. При виде охотника добрый Миша превращался в страшное лесное чудовище, вставал на задние лапы и оглашал деревню грозным рычанием — все местные собаки впадали в истерику: кто выл, кто задыхался от лая. После двух или трёх таких случаев Лёнька обходил дом деда Гриши по большой дуге.

Лену Миша обожал больше всех и порыкивал каждый раз, когда ему казалось, что кто-то хочет её обидеть. Только к ней он приходил понежничать: прижимался мохнатой мордой, вздыхая и похрюкивая, разве что не мурлыкал. Они вместе ходили за грибами, а рано утром, пока на берегу ещё пусто, на речку купаться. Деревенские собаки всегда Лену сторонились, даже без Миши, чувствовали запах звериной шерсти, муравейника и малиновых зарослей — запах медведя. А соседи стали называть её Ленка Мишина, хотя настоящая фамилия была у неё совсем другая.

Зимой, пока Лена жила в городе, Миша грустил, но как будто понимал, что так надо. В спячку он не впадал, разбаловался в тёплом доме, но всё же был тихий и сонный, а к приезду подруги оживал, начинал суетиться, крутился возле ворот. Так они и жили, пока Лена не выросла. В то лето, когда она закончила школу и поступала в институт, не было возможности приехать в деревню, и Миша как будто что-то понял. Притих, осунулся. Однажды пошли они с дедом Гришей за грибами, набрали полную корзину белых и малины ещё, а на обратном пути медведь подошёл к деду, прижался головой, постоял так да и ушёл в чащу. Домой больше не вернулся. Несколько раз дед его видел в лесу, но Миша не подходил, держался в стороне. А после зимы и вовсе пропал.

Лена первое время очень переживала, винила себя, но взрослая жизнь затянула, закрутила, и Миша вспоминался всё реже. Закончила институт, устроилась на работу в успешную компанию, нащупала начало карьерной лестницы и делала первые шаги — впереди уже маячила должность старшего экономиста. По выходным то в музей, то в кино с подругами, а отпуск всегда на море, скучать было некогда. Но личная жизнь всё же немного беспокоила, не получалось ни с кем серьёзных отношений, и родители уже смотрели тревожно, особенно мама. Подруги одна за другой выходили замуж, Ирка родила девочку, Наташа успела развестись и выйти снова, а Лена всё искала в мужчинах что-то необъяснимо особенное и не находила. А сегодня вспомнился Миша, большая лохматая его голова, тёмные внимательные глаза, и этот запах — звериной шерсти, муравейника и малиновых зарослей. И ещё забытое чувство полной безопасности.

Как ни старалась Лена идти помедленнее, всё равно пришла за полчаса до начала рабочего дня. Налила кофе и присела в холле на диванчик, перебирая в голове картинки из прошлого. Вспомнила, как Миша полюбил простоквашу, и каждый вечер они ужинали вместе в беседке возле дома: она из кружки, а он из миски, потому что в кружку нос не пролезал. Но из прошлого её выдернула суета у соседнего офиса. Долгое время он пустовал и, похоже, наконец нашёл арендаторов: грузчики затаскивали столы, стулья и коробки, а у кофейного аппарата возился незнакомый широкоплечий брюнет в коричневой замшевой куртке. Лена допила кофе и собиралась уже скрыться за дверью своей комнаты, но её остановил приятный застенчивый баритон:

— Простите, пожалуйста, эта штука принимает только наличные? Очень нужно взбодриться, а у меня только карточка.

— К сожалению, если вы тут надолго, придётся обзавестись мелочью. — Лена протянула молодому человеку несколько монеток по десять рублей.

Лёгкая неуклюжесть, внимательные карие глаза, тёмные волосы, — в облике нового соседа по офису Лене мерещилось что-то медвежье, и даже запах неуловимо напомнил тот самый, звериной шерсти, муравейника и малиновых зарослей. Или это замша, кофе и какой-то мужской парфюм?

— Спасибо вам огромное, надеюсь, что надолго. Завтра кофе с меня, хорошо? Меня Игорь зовут, Игорь Мишин.