Михалыч проснулся рано. И не просто ранним утром, а на грани, минут в пять пятого. Утро только начало чуть разбавлять предрассветную темноту оранжевыми красками, где-то под крышей требовательно орали птенцы, ранние собачники хлопали дверьми в подъездах, ветерок тихонько шелестел листвой в кронах, пересчитывая листики на клёнах под окнами. Погасли фонари.

Кряхтя, Михалыч перевернулся на бок, посмотрел в окно. Новый день лучами пробирался по стенам домов, заглядывал в окна, звал. Пора бы вставать. Вот только не хотелось. Лежал бы так весь день и смотрел на крышу соседнего дома и немножко в окна. Там жили, любили, ругались, совершали ошибки, а потом их исправляли. Михалыч тоже жил. От утра до утра. Одинаково и одиноко. Пока не прибился к нему Свинтус.

Свинтус появился сам по себе и непонятно откуда. Одним утром, когда Михалыч уже час сидел на кухне и смотрел в окно мимо надоевшего хуже горькой редьки и недопитого чая, — такая тоска смертная навалилась, хоть волком вой. Хотя даже выть не хотелось. Вообще никаких желаний теперь. Так и подмывало закрыть глаза — и... Пятый этаж всё-таки, должно было получиться.

— Кость, — послышалось из коридора. — Костя.

— Светка! — Михалыч встрепенулся, сердце сначала как будто провалилось куда-то, а затем резко подпрыгнуло и радостно загрохотало в груди. Михалыч выскочил из квартиры на лестницу. — Света! Светик, ты где? — Ринулся было вниз, да навстречу Ромка шёл, сосед из квартиры напротив, со своим французским бульдогом по кличке Батон. А лучше — Роман Иванович, уважаемый всеми учитель младших классов.

— О, привет, Михалыч. Чего это ты с утра по лестнице бегаешь? Спортом решил заняться? Правильно. Никогда не поздно начать кардио. Моя скачет как коза под ролики в ютубе. Хочешь, спрошу, кто там самый крутой тренер, — будете вместе скакать.

— Рома, там Света. — Михалыч растерянно замер, опёрся о перила и всё пытался высмотреть внизу, есть ли кто.

— Понятно, Михалыч, бабу Свету вспомнил. Идём провожу, чайку попьём. Я тебе давно предлагал: выходил бы во двор, в домино поиграл с мужиками, сплетни последние перетёр, за малышнёй бы смотрел и гонял сорванцов. А ты сидишь сиднем дома, даже в магазин раз в две недели выходишь, и то — если уговорим подвезти. Нельзя так Михалыч, скиснешь, жизни радоваться перестанешь, и что? Что дальше-то? Помирать? — Роман подтолкнул Михалыча в сторону двери.

Пока старик ставил чайник, кивал на соседовы попытки его растормошить и что-то отвечал невпопад, у Ромки затрезвонил телефон: домашние заждались. Ромка ушёл, обещая взять Михалыча на ближайшую рыбалку. Посидеть в тишине, помолчать вдали от всего, да только у Михалыча тишины и покоя было на несколько жизней, но пообещать пришлось.

Когда вернулся в кухню, увидел: на столе сидел большой чёрный кот и лакал чай с его, Михалыча, любимой кружки.

— Ах ты ж, свинтус! Ты откуда взялся? Заскочил, наверно, когда я на лестницу бегал. Ты чей будешь? — Михалыч чертыхнулся, когда понял, что ждёт ответа от кота.

Кот презрительно посмотрел на Михалыча и протяжно мяукнул.

— А, тогда понятно. Мя — значит мя. Но кружку мою больше не трогай, я тебе другую дам. — Михалыч достал из шкафа блюдце, налил в него чай, подвинул к коту. Тот укоризненно посмотрел на него и смахнул лапой предложенное блюдце.

— Ах ты ж, свинтус! Вот я старый дурень, кто ж коту чай предлагает. Ты, наверно, молока хочешь, или рыбки, или колбасы на худой конец. Только нет ничего, я ж не готовлю, одному и не надо. Не переживай, я сейчас сбегаю в магазин, здесь недалеко, и покормлю тебя.

Михалыч схватил авоську, ключи, нашарил в кармане несколько мятых банкнот и засеменил на улицу. Когда вернулся, Свинтуса в квартире не было. Исчез внезапно, так же как и появился. Михалыч сел за стол, хлебнул остывшего чаю, откусил колбасы, загрустил: кота было жалко, какая-никакая животина в доме, — да и не заметил, как умял половину батона.

В следующий раз Свинтус появился, когда Михалыч искал очки. Куда они запропастились, было непонятно. Вроде вот тут на диване вчера сидел, разгадывал кроссворд, на столик клал, а теперь нет. Михалыч уже битый час ходил по комнатам, перекладывал вещи туда-сюда, а очки так и не находились. Когда в очередной раз зашёл на кухню, увидел возле холодильника Свинтуса. Тот сразу начал мяукать и тереться о дверцу, намекая на молоко и кусок колбасы, которую теперь Михалыч покупал постоянно в надежде скормить котяре.

— Вот чертяка! И откуда взялся? С балкона, что ли, прыгнул? Ты смотри, осторожно, так и расшибиться можно, пятый этаж всё-таки. Колбаски дать? Вкусная, я пробовал. У меня Света знаешь, какую вкуснятину готовила? Картошечка, курочка, селёдочка домашняя, а борщик какой, вареньице с чаем, тоже домашнее. Красота и объедение. Поищу в кладовке баночку абрикосового, должна была остаться. — Михалыч, продолжая рассказывать Свинтусу о прошлой сытой жизни, заглянул в холодильник и за молоком на полке обнаружил свои очки. — Вот чертовщина! — Покряхтел. — Ну хорошо, что нашлись. Спасибо тебе. Если б не ты, я бы ещё долго круги наматывал.

В следующее появление Свинтуса они смотрели старые фото в альбоме. Туда Михалыч давно не заглядывал, а тут котяра прыгнул на полку, свалился оттуда сам да и альбом зацепил. Уже сидя на диване, Михалыч переворачивал шуршащую кальку, она особенно нравилась Свинтусу. Тот трогал лапой фотографию под ней, и Михалыч рассказывал о море с каменистым берегом, счастливой, улыбающейся Свете в красивом белом платье, о мелком Лёшке на руках, о его первом падении с велика, о школе, институте, даче и снова о море и походах в горы, — все те истории, что обычно из года в год рассказывают на семейных застольях.

Михалыч вспоминал, улыбался, зарастая морщинками в уголках глаз, гладил Свинтуса — и становилось чуть легче. Отпускала чёрная тоска, что не давала спать с четырёх утра.

Теперь они вместе глядели в окно, а однажды Михалыч даже вышел во двор — посмотреть, во что там мужики играют. Домино он не очень любил, а вот шахматы уважал всегда. И вскорости стал первым гроссмейстером двора.

И всегда, когда подбиралась хандра, Свинтус был тут как тут. Тарахтел, лёжа на коленях, или муркал с кухни, выпрашивая у хозяина холодильника угощения. Откуда он появлялся и куда уходил, Михалыч так и не понял. Да и какая разница, если есть с кем поговорить, погрустить и разделить колбасу. Потому что внутри любого кота прячется теплота и пара вселенных.