Рассказ

И был голод, и мор был, и чистое небо застили грязные тучи. Солнце не проникало сквозь них, ибо не заслужил мир ни луча его, ни капли света.


Инок возвёл глаза к небу, надеясь заметить шевеление. Хмурая завеса застыла, как камень, давила грязным куполом. «Хотя это лучше в конце…» Покусал губу, стёр написанное.


И говорил человек человеку слова, но не слышали люди друг друга, ибо даже себя слышать разучились. И смотрел человек на человека, но не видели люди друг друга, ибо жизнь сквозь экраны смартфонов наблюдали и никак иначе. И оглохли они, и ослепли, не физически, но нравственно.


Он сунул рюкзак под поясницу, привалился удобнее к холодному камню. Вздохнул. «Теперь главное…»


И год шёл две тысячи двухсотый от Рождества Христова. И началась эпидемия великая. Заразились многие хворью невиданной. Вырастали у прокажённых жабры, как у тварей морских. И не могли их спасти ни лекари, ни хирурги, ни медикаменты, ни облучение.


Он дрожащими пальцами тронул шею. Тут, никуда не делись. Вибрируют, фильтруют воздух.


Половина населения Земли больна была. И запирали прокажённых в больницах и лазаретах. И не выпускали за высокие стены, держа взаперти, как вечных узников. Но однажды дрогнули сердца. И начали люди здоровые добрые разумные убивать прокажённых, ибо боялись заразиться уродством и им уподобиться. И познал тогда мир, что страх человеческий сильнее голоса разума, и голоса совести сильнее, и сильнее законов писанных, всеми принятых. И потекла по миру кровь красными реками.


Курсор замер. Полные боли слова светились на мониторе безмолвным плачем. Инок вытер слезу со щеки, закусил губу. Сдержался. Прошептал лишь: «Отче…».


И прятались прокажённые по горам и лесам. Истребляли их нещадно, неистово, как бешеных волков. Открыли охоту великую, окрестив её борьбой за спасение человечества. Ни жалости, ни сострадания не встречали больные, но спасшись, жили долго и не умирали. Осталось их всего несколько сотен, остальных же больных унич


Треск. Инок вздрогнул. Из кустов вышел другой такой же, с жабрами. Замер, махнул рукой. Инок кивнул. Редкая встреча. Он уже несколько месяцев не видел возле монастыря людей, но радости не испытал. Он давно её не испытывал. Незнакомец исчез так же тихо.


тожили здоровые. А через год взорвалась термоядерная бомба, и укрыли Землю пары́ и газы ядовитые, словно ватное одеяло. Прожигали те газы насквозь гортань, и трахею, и лёгкие. И падали люди на месте и умирали от одного лишь вдоха. Покрывались улицы городов трупами жителей, и детей, и взрослых. Лишь прокажённые с жабрами могли дышать ядовитым воздухом. Так последние стали первыми, а первые — последними. Небеса же с тех пор затянуты грязными тучами. Ни один луч солнца не проникает сквозь них, ибо не заслуживает ни капли света тот мир, в котором человек человеку волк.


Инок сохранил документ Word, озаглавил его «XXI век. Гл. 33. Эволюция» и захлопнул старенький MacBook.