Тоня с детства слышала от мамы, что свалилась с Луны.

Она думала: разве это плохо? Воображала, как летит с Луны младенческим кульком — быстро, кубарем, прошивая звёздную дымку насквозь. Или сразу появляется в колыбели, как по волшебному щелчку, и мама находит её уже крепко спящей, только слегка сияющей серебристо-молочным светом.

Но когда мама снова говорила: «Тоня, ты с Луны свалилась?!» — это звучало резко, коротко, жаляще. Иногда — устало. Но чаще — так хлёстко, что становилось не по себе. Мама выхватывала всё из её рук: «Разобьёшь, уронишь, ну что ты как обычно, дай я!» Замечания всё чаще закреплялись затрещинами — не очень болезненными, но всегда неожиданными и унизительными. Тоня привыкла, что делает всё не так, даже когда старается изо всех сил.

Ещё мама говорила: «Никогда не думала, что у меня будет такая дочь. Ты совсем не похожа на меня, ещё и белая вся, как больная. Как ты такая получилась?» Тоня подходила к зеркалу в коридоре их тесной однушки и всматривалась в отражение, пытаясь понять, какая же она получилась. Но из зеркала на неё смотрела обычная бледная девочка с серыми глазами и тёмными волосами, собранными в высокий хвост.

Тоня знала, что похожа на папу, и иногда ей казалось, что это главная причина, по которой мама не может её выносить. Папа давно с ними не жил, у него была другая семья: другая жена и даже другой ребёнок, ровесник Тони. Как-то раз Тоня издалека увидела отца в городе с его сыном, высоким футболистом. Она трусливо спряталась за хлебным ларьком, хотя и не была уверена, что отец её узнает. Поразительно, как он выучился не помнить, что в этом городе у него есть ещё один ребёнок.

После того случая призрачный образ брата поселился в голове Тони. Она с упоением выстраивала в воображении целые сцены их новой встречи: в них отец проходил мимо, но брат — всегда останавливался, чувствуя их родство.

Однажды в бабушкином филателистском альбоме Тоня нашла марку «Луна-16» с изображением станции, доставившей на Землю лунный грунт. Станция казалась Тоне наивной и трогательной, как нелепая игрушка, собранная из неподходящих друг другу деталей конструктора. Не верилось, что эта штука не только долетела до Луны, но и вернулась обратно. Однажды бабушка застала Тоню за пристальным разглядыванием марки и разрешила сделать то, что не разрешалось никому: вытащить понравившуюся марку из альбома и оставить себе. «Ты же наша лунная девочка», — сказала тогда бабушка ласково и поцеловала Тоню в висок.

В школе никто не знал, что Тоня «лунная», но ровесники и без того чувствовали в ней что-то чужеродное. Стоило мальчикам затеять шумную возню, а девочкам — лукаво засверкать глазами в их сторону, Тоня каменела. К старшим классам она так и не обзавелась друзьями среди одноклассников. Её единственным близким другом был долговязый Паша из соседнего подъезда, с которым они вместе ходили в музыкалку и не могли дождаться выхода последней книги о Гарри Поттере.

Паша был самым высоким в оркестровом отделении, болезненно тонким и хрупким. Он всего стеснялся — того, что другие ребята играют на «нормальных» инструментах, а он — на «деревенском» аккордеоне из передачи «Играй, гармонь», которую любила смотреть его бабушка. Ещё он стеснялся своего роста, брекетов и лысоватой болонки, с которой приходилось гулять во дворе. Своих чувств к Тоне он тоже заметно стеснялся. Тоня, конечно, их замечала, но не понимала, что с ними делать. Чаще они виделись ей нелепо-трогательными, но храбрыми, как «Луна-16».

В один из тёплых сентябрьских дней Тоня не обнаружила Пашу на углу дома, где он обычно её дожидался, чтобы отправиться вместе в музыкалку. Тоня заозиралась по сторонам и уже собралась звонить в домофон, когда услышала за домом странный шорох, глухие тычки и холодный, злой смех.

С колотящимся сердцем она заглянула за угол. Там, в тени разросшихся кустов сирени, тяжело облокотившись на стену, сидел Паша. Содержимое его рюкзака было рассыпано по земле, а сам рюкзак, выпотрошенный, болтался на ветке соседней рябины. Левый глаз Паши отекал на глазах. Он выглядел полностью опустошённым, будто не мог поверить в произошедшее. Один раз стыдливо взглянув на Тоню, он спрятал глаза.

Тоня подняла с земли помятую тетрадь по сольфеджио. Перевела взгляд на две удаляющиеся спины.

— Уроды! Что он вам сделал!

Фигуры замерли. Лица с прилипшими ухмылками развернулись к Тоне. Они не были ей знакомы — наверное, типы из школы Паши. Тот, что помельче, пробормотал что-то о «просто какой-то девке». Но другой парень, высокий и статный, медленно и вальяжно двинулся прямо на неё.

Всё в нём — дорогой костюм с логотипом футбольного клуба, белые кроссовки, небрежно свисающий рюкзак — привело Тоню в бешенство. Он смотрел на неё свысока и насмешливо, как смотрят на тех, кто не представляет ни интереса, ни угрозы. Тоня почувствовала запах его одеколона — кедровый, тяжёлый. Ей хотелось толкнуть его, пнуть, отметелить руками изо всех сил. Как это сделать, Тоня не знала, она никогда не дралась. Задыхаясь от ярости и дрожа, она проговорила в его бледное и красивое лицо:

— Ты урод.

Он сделал к ней шаг и замер. На Тоню внимательно смотрели серые глаза с тёмной каймой вокруг зрачков, такие же, как у неё.

— Урод, — сказала она снова, совсем тихо.

Нахмурившись, он развернулся и пошёл прочь.

В тот день Паша пропустил музыкалку, а Тоня не находила себе места. Перед сном она снова и снова представляла то бледное лицо, желая стереть с него сходство с собственным. Она воображала, как это лицо сплющивается под её руками, как она сжимает и тянет его во все стороны, словно кусок холодного теста.

Тоне хотелось бить, рвать и терзать. Она думала о своей связи с Луной и мечтала научиться превращаться в оборотня, как Римус Люпин из третьей части про Гарри Поттера. Становилось жарко, и Тоне показалось, что у неё поднимается температура. Она устала крутиться на продавленном кухонном диване и осторожно, чтобы не разбудить маму, спящую в комнате, вылезла на балкон.

На балконе она уселась на перевёрнутое ведро и посмотрела на половинку Луны, висящую на небе. Подставила ей руку — вдруг всё-таки начнётся превращение и полезет шерсть. Но кожа только покрылась мурашками. Тоня долго сидела, пытаясь остыть. Фантазировала: если она правда превратится в оборотня, будет ли ей хотеться крови и непрожаренных стейков, как в кино? Но захотелось только красной смородины.

Наутро Тоня почувствовала, как её лба касается прохладная мамина ладонь. Было жарко, подушка промокла насквозь. Сквозь сон Тоня слышала, как мама что-то приговаривает, кипятит воду и звенит ложкой, размешивая в кружке лимонный порошок. Тоня выпила лекарство и снова провалилась в сон.

Ей приснился папа: он был большим зверем, быстро убегающим вглубь леса и ломающим ветки. Тоня никак не могла поспеть за ним. Во сне она тоже была косматым зверёнком и пыталась попасть своими лапами в его огромные следы. Совсем выбившись из сил, она крикнула: «Папа!» Наконец зверь обернулся и посмотрел на неё своими тёмно-серыми глазами — холодно и насмешливо.