Мне год. Я сижу у тебя на коленках, а ты шлëпаешь моими ладошками.

— Ладушки-ладушки!

Где были? У бабушки!

Я ищу глазами бабушку и хлопаю в ладоши.

Мне три, я болею. Ты лепишь мне на спину горчичники, а я пищу:

— Сипет! Сипет! Сипет!

Ты садишься рядом, читаешь книжку, отвлекаешь.

«Какой чудесный день, ха-ха.

Работать мне не лень, ха-ха», —

распевает в книжке мышонок.

— Сипет, сипет! — кричу я.

Ты снимаешь высохшие шкурки горчичников. Я облегчённо вздыхаю, а ты гладишь меня по голове и спинке. Я беру твою руку, кладу под щëку. Твои ладони всегда тёплые. Мягкие и немного шершавые.

Мне семь. Ты плетëшь косички. Называешь их «колосок». Тугие переплетения сжимают голову, но я терплю. На стуле новенький ранец, в вазе гладиолусы. Ты ведёшь меня в первый класс. Ладошка в ладошке.

Мне девять, я еду в лагерь, впервые надолго. Ты несёшь зелёный чемодан, на мне цигейковая шуба и серая шапка с завязками. Мы стоим у Аничкова дворца, автобусы уже ждут нас. Мне страшно, мои ладошки в твоих руках. Я машу тебе из автобусного окна и прижимаюсь к нему носом. Поехали.

Мне шестнадцать, в руках аттестат, я несу его тебе, а ты улыбаешься. У тебя уже есть внук и первые морщинки.

— Ладушки-ладушки, — Моте два, он улыбается тебе и называет бабушкой. Мне смешно — ты молодая бабушка.

Мне двадцать один. Я пришиваю атласные цветы на фату. Узелок, стежок, цветок, бисер и ещё стежок. Держится. Ты рядом, а завтра я буду ночевать в другом доме. И ты не скажешь «спокойной ночи». Как я без тебя? Ты гладишь меня по спинке, как в детстве, и я верю: всё будет хорошо.

Мне двадцать четыре. Я вцепилась в ручку кровати. Что там кричат роженицы? Мама! Я не кричу, могу только пищать. И всё равно — мама! Прижаться бы к твоим ладоням, унять боль.

— Мама! Она сама села! — в моей ладони зажата красная телефонная трубка. Аппарат подключили только вчера, теперь ты снова ближе.

Мне двадцать пять, тебе пятьдесят семь. У тебя на коленях моя дочь.

— Ладушки-ладушки! — Катя хохочет, и ты вместе с ней.

Мне тридцать шесть. Их могло быть двое, но родилась одна. Теперь у тебя четверо внуков. В ладушки играет младшая, у остальных уроки и свидания.

Мне сорок шесть. Я скучаю по тебе и жду Новый год. Теперь ты живёшь в деревне, а у меня работа и тридцать неутомимых «моторчиков». В детском саду провели праздники. Ура, я дотянула до каникул. Сестра везёт нас в деревню. Я дремлю на заднем сиденье, в окно летит снег. В доме тепло и пахнет пирогом с капустой. Ты говоришь мне «спокойной ночи», и подворачиваешь одеяло, как в детстве. Как-будто мне пять. Я задерживаю твою ладонь и прижимаюсь к ней щекой. Мы как сообщающиеся сосуды.

Мне сорок восемь. Мы с тобой сильные, мы не плачем. Два ночи, ушёл папа... Я обнимаю тебя, а ты меня.

Мне пятьдесят шесть. Я одна в деревне. Звоню в одну больницу — там сестра, потом в другую — тебе.

— Как ты сегодня?

— Лучше. Сама ела обед.

— Тут огурцы выросли. Возвращайся скорее, будем солить.

Я умею и сама, но твои вкуснее. В чëм секрет? В ладошках?

Тебе восемьдесят восемь. Я прихожу утром и протягиваю тебе ладони. А ты мне свои. Твои горячие, мои холодные, как всегда. Ты смеёшься.

— Танюшка-лягушка!

Это папа придумал.

Я помогаю тебе одеться, приношу завтрак. Сестра с тобой каждый день, я приезжаю раз в месяц — это наши с тобой дни. Только ты и я, как в детстве мечталось.

Тебе девяносто. Ты держишь в руках книгу про себя маленькую. Я автор. Тебе звонят внуки, и правнучка кричит с экрана компьютера: «Поздъявляю, бабуська!»

Я прощаюсь, мне пора в город. Обнимаю. Ты такая маленькая и хрупкая, как птенец в ладонях.

Ладушки-ладушки. Где были? У бабушки...

Мне скоро шестьдесят, а тебе теперь всегда девяносто... Или двадцать? Когда мне холодно, я набрасываю на плечи твою флиску. Кажется, что ты рядом. Твои горячие ладони согревают. Как? Сквозь время, пространство и вопреки всем законам физики.

Март 2024