Воскресенья у Мити не было. В субботу он вернулся домой, лёг в кровать и умер в ней, не купив нового кресла.

Сначала заволновалась мать — она и не переставала волноваться. Взяла ключи, поехала. Вошла в подъезд, в квартиру и в спальню. Она заплакала по Мите, но внутренний голос сказал ей очень тихо: «А ты понимаешь, что он вообще был за человек?» — и она начала почему-то плакать по отцу, который лет тридцать как умер, будто отец с её сыном сговорились и ушли в чудесный парк, куда ей хода нет, и едят там мороженое.

Конечно, мать не могла поверить, что сын сам умер, хоть и гроб был дорогой, и кутью не досолили — самая настоящая смерть. Порылась в его телефоне, выбрала трёх женщин, которые, может, довели сына до смерти, и выписала номера. Подумала — позвоню завтра.

У первой женщины не работал телефон. Третья утопилась ещё до того, как Митя купил кровать, на которую лёг и умер, поэтому не взяла трубку. Женщины умирают просто, как жили. У них внутри жёлтый фонарь, поэтому им светло.

Вторая женщина сидела в коридоре у врача, когда позвонила Митина мать. Мать выспрашивала, женщина отпиралась. Мать давила сильнее, а женщина просто помнила, как Митя злился, если она говорила о нём. Когда мать крикнула: «Узнаю!» — и бросила трубку, женщина с тоской подумала: да нельзя убить человека, который не хочет быть убит. Грозились, но не вешались, отдавали другой то же, изрядно поношенное — выдавали за новое, небывалое. Ей захотелось сидеть в очереди к онкологу, а не стоматологу. Но у женщин внутри жёлтый фонарь, который нельзя разбить.

Мать сказала друзьям, а друзья матери; они поняли, что смерть не бывает случайной: она должна войти где-то, чтобы выйти горлом. Значит, надо идти в милицию, просить открыть дело. Найдите виновных, заберите вторую женщину, того дурака с работы, арестуйте неудобные ботинки. Погоду. Те, кого мы любим, не умирают просто так.

— Митя, ты что здесь делаешь? — спросила третья женщина, Митя не смог ответить.

— Я не топилась, — призналась она. — Просто упала в реку.