— Тётушка Кирстен! Тётушка Кирстен! — Красотка Лот, дочь Ларсенов, тех, что из этнических кобольдов деревни Цукершни (Сахарный снег), плюхнулась на ветку рядом с эльбийкой.

Юбочка Лот взлетела вверх, та поймала её маленькими ручками и быстро прикрыла свои чудесные круглые коленки, старательно расправляя складки тончайшего дымного полотна. На девушке рода кобольдов всё должно сидеть безупречно. Иначе какой же она кобольд?

— Что-то ты раскричалась, моя птичка. — Тётушка Кирстен, будучи уже очень-очень взрослой эльбийкой, весьма снисходительно относилась к этой манере молодых людей привлекать к себе всеобщее мирское внимание, как будто ничего более важного вокруг не существует. Впрочем, для этих детей в самом деле не существовало ничего важнее их самих.

Лот тётушка Кирстен обучала некоторое время назад зельеварению и несложным заклинаниям, которые всякий уважающий себя кобольд должен знать, если берётся вести хозяйство в доме человека. Вот и Лот выбрала себе девушку, за которой приглядывала, а когда та выйдет замуж, то тогда Лот станет заведовать и её домом. Станет следить за тем, чтобы кудель не путалась, когда та прядёт, чтобы ни от чьего косого взгляда молоко не скисло или опара не осела, чтобы дитё спало по ночам и чтобы посуда в доме к утру чистой по полкам стояла. А нет-нет, да и подмешает благоверному Лот какой травки — отвадить смотреть на других женщин.

— Тётушка Кирстен! — Набрав в грудь побольше воздуха Лот замерла, а потом на выдохе выдала скороговоркой: — Я влюбилась, тётушка Кирстен! Он такой хорошенький, славный милый Йольсен! Он кобольд из дома Ханса, друга моей Йоханны! Тётушка Кирстен, что мне делать? — Лот встала перед эльбийкой со сложенными перед грудью руками.

— А ты с ним... — начала было тётушка Кирстен и приспустила очки на нос. Надо сказать, вот с такими вот очками на носу, сведёнными бровями на переносице и двумя глубокими чёрточками морщин над ними — вид она имела весьма грозный.

— Только пила первую росу после новолуния! Он собрал её для меня со всех поздних цветов на лугу, — закрутила головой Лот. — Тётушка, милая, а нет ли у тебя рецепта какого-нибудь снадобья, чтобы он влюбился-превлюбился в меня на веки вечные?

Крошка Лот, конечно, не первая обращалась к тётушке Кирстен с подобной просьбой. Под кустом боярышника для неё частенько оставляли подарки и люди, шёпотом сообщая своё желание жить долго и счастливо с выбранным человеком.

— Для него нет, — усмехнулась тётушка, а Лот мгновенно погрустнела. Даже ленты в её косичках печально вытянулись вдоль спины. — А вот для тебя... Для тебя есть.

— Так я и без того его люблю. Сильно-сильно! — Лот запрокинула голову и посмотрела на небо. — Я его люблю больше, чем расстояние во-о-он до того облака!

В глазах тётушки Кирстен появились блики вроде тех, которые пляшут по воде в солнечный день. Она прытко соскочила с ветки, махнула Лот, чтобы та подождала, и скрылась в домике из серого камня, который прятался в траве тут же, возле корней старого вяза. Через некоторое время она появилась с двумя кружками. На сей раз шла тётушка Кирстен осторожно. Из глиняных кружек поднимался золотистый пар, а сами они светились так, будто кто-то налил в них солнце.

— Вот, девочка, держи. Этот напиток приготовлен по очень древнему рецепту. Мне его передала бабка, а ей её прабабка.

Лот наклонилась над кружечкой, понюхала зелье. Пахло оно необыкновенно. Лесом и ягодами, полем и травами, землёй и дождями, ветром и снегами, огнём в очаге, водой в роднике, тёплыми словами и ласковыми объятиями.

— Что это, тётушка Кирстен?

— Мудрость это женская, красавица моя. Мудрость и счастье.