Марина достала с полки над вешалкой бордовую косынку, повязала поверх тёмных, на прямой пробор, волос. Глянула в зеркало, поправила очки, проговорила басом: «Голову мою охраняй, от заразы защищай». Глаза за толстыми стёклами шевелились, как зелёные рыбки данио в аквариуме в бухгалтерии. Тушь под правым растеклась. Марина хоть не выходит, а глаза подкрашивает.

Наверху дробно затопотали новые соседи, забубнили голоса, гулко отозвался хрусталь в серванте. Что ж они, раньше только вечером, а теперь уже прямо с утра! Марина вздохнула, послюнила палец, сдвинула очки на лоб, сделала рот колечком и завозила под глазом. Вернула очки на место, осмотрела подглазье, затем измазанный чёрным палец. Удовлетворённо кивнула: «Аминь!» — и пошла в залу, где на журнальном столике ждала швейная машинка.

Вообще, всё получилось удачно: прямо перед началом ковидлы завод обанкротился, и всех отправили в отпуск до прояснения. И даже с сохранением зарплаты! Её, правда, полгода не платят, но зато как выплатят, Марина станет богатой. Купит шубу. А пока тратит то, что было на Трускавец отложено. Да и тратить не обязательно: на балконе — мешок картошки. Жареная картошка — с детства любимая: Марина может её и на завтрак, и на обед. С молоком и кетчупом.

А вот ещё повезло: перед тем как завод закрыли, завлаб Людмила Владимировна заказала пледик для внучки и денег на ткань дала. Марина побежала в «Затейницу», накупила синтепона, немецких лоскутов двадцать на двадцать со звёздочками, змейками, разноцветными домиками и золотыми ангелами для окантовки. Это тебе не из старых джинсов и маминого плаща пэчворк: ткани шикарные, плед строить — одно удовольствие! А как ковидла пришла, у Марины — более ста отрезов самого подходящего размера!

На улице, удаляясь, завыла сирена, в окна блеснуло синим. Марина включила радио, крутанула ручку громкости. Села за машинку, привычно сложила две тканюшки лицом к лицу, пришпилила булавками резинку. Нога мягко тронула педаль, руки поскакали: прошить по контуру, вывернуть через дырочку, потянуть за резинки, чтоб уголки расправились. Застрочить по краю, заложить складки... «Я буду до-о-олго гнать велосипе-е-ед!» — громко, старательно выводила она вслед за радио: пение вентилирует лёгкие, предупреждает проникновение вируса. А на ночь Марина грудь и спину (куда достанет) барсучьим жиром растирает. Для бронхов. И аскорбинки с утра. Так что ковидле — шиш с маслом! Ой... Масло. Вчера на сковородку последнее вылила. Придётся выйти.

Она поднялась, пошла к телевизорной тумбе. Сам телевизор ещё в начале ковидлы стал серое показывать, так Марина его — на балкон. А вместо него ёлку искусственную водрузила. Нарядно, празднично, с декором! У Марины вкус хороший, с ней даже Людмила Владимировна советуется, когда дочке подарки выбирает.

Марина оглядела еловые лапы: уже и места не найти. Полюбовалась с минуту: красиво смотрятся немецкие лоскуты, весело, празднично! Маски покачивали пёстрыми боками на сквозняке, будто готовились сорваться с веток и улететь. Подвесила новую, с синими зигзагами, за резинки на нижнюю веточку. Почесала пробор. Сняла маску с домиками, пошла в коридор к зеркалу. Нацепила резинки — уши оттопырились. Неправильные уши, вялые. Неважно. Зато над разноцветными крышами, за очками — глаза! «В обрамлении чёрных ресниц». Большие, выразительные. Красиво.

Оделась, как в открытый космос: джинсы, сапоги, ворот куртки — вжик! — до верха, косынку поменяла на шапку. Перчатки резиновые — не было эсочки, купила икс икс эс — еле натянула, чпокнула, маску поправила: всё, готова! Ковидла не пройдёт! Подумала, вернулась в залу, сняла с ёлки пяток масок, сунула в сумку: вдруг кто без них попадётся. В общественном месте!

В лифте старалась не дышать. Всего-то пять этажей, нетрудно. Вышла из подъезда, зажмурилась, втянула пахучий воздух: весна! Пошла, глядя под самые ноги: из-за очков и маски не видать, что внизу, как бы не в лужу.

Подняла голову, а тут — сидит. На лавке. Сосед сверху, недавно въехали, с братом, что ли. Носатый, с чубом, в чёрном, длинном, а штаны короткие. Кроссовки белые, и лицо тоже. В телефон тыкает. Остановилась на допустимой дистанции, зачастила басом:

— Здрасьте, у вас там очень громко вечером по потолку прыгают, у меня побелка летит.

Молчит, смотрит. Глаза странные. Аллергия, может, на берёзу?

— Это не я, это Даниил. У него зумба.

— Что у него?

— Неважно. Больше не будет. Он уехал.

— Куда?

— В больницу.

— В какую?

— В семнадцатую. Там только два рабочих ИВЛ... А у него астма. И не пускают к нему. Звоню — занято, ничего не узнать...

Сунул телефон в карман, потёр кулаком нос. Поднял красные глаза:

— Маска у вас... Красивая.

Марина согласно кивнула. Красивая, да. Пошла к перекрёстку. Вернулась. Порылась в сумке, вытянула за резинку. Свернула катышком, метнула — ура, добросила!

— Передайте брату, пусть выздоравливает!

Маска шлёпнулась соседу на колени, зашевелилась, распрямляясь. Хорошая ткань, немецкая.

— Спасибо, передам.

Носатый разгладил маску и осторожно потрогал пальцем маленького золотого ангела.