Он был красив. Очень красив. Наверное, таких поэты и поэтессы Серебряного века называли «милый мальчик». Может быть, даже слишком красив для мужчины. Ровно настолько, чтобы другие особи мужского пола вскоре начинали его тихо ненавидеть, а женщины так же быстро начинали сходить по нему с ума. Несмотря на то, что он был ещё очень молод. Впрочем, его это нисколько не беспокоило. Как не беспокоили и женщины. Он занимал достаточно высокое положение на социальной лестнице («золотой мальчик» — наследник империи всем известного магната), чтобы позволить себе любую из них.

Он видел разных женщин. Актрис, певиц, манекенщиц, бизнес-леди. Тех, кто простым смертным казался настоящими богинями. И он мог выбирать. Какую из них назвать самой красивой. Или даже так: Прекраснейшей. Напрямую — принимая участие в судействах конкурсов красоты, щедро спонсируемых его семьёй. И косвенно — уводя за руку в свои роскошные апартаменты, занимавшие целый этаж небоскрёба. Баловень судьбы, любимец богинь. Судья богинь.

Кроме разве что одной. Той, которая поселила в нём какое-то неясное чувство беспокойства. Но, возможно, всего лишь потому, что он так и не смог поймать её взгляд. Впрочем, лучше по порядку.

Это был какой-то очередной великосветский раут, где он присутствовал, что называется, по долгу службы. Их не представляли друг другу. Его и ослепительной красоты женщину с идеальными чертами статуи из древнего храма. Чью-то жену. Он не помнил, чью именно, но почему-то сам факт того, что она принадлежит кому-то другому, неприятно его задел. Он пытался найти её в лабиринтах вечеринки чуть позже, но так и не преуспел в этом. И с того дня где-то в глубине самой его сути засело непреодолимое желание заглянуть в её глаза. Неизвестно какого цвета. Почему-то это казалось ему очень важным. Магически важным.

Он ехал на деловую встречу и недовольно морщился, несмотря на весь комфорт салона престижного авто. Нет, дело было вовсе не в переговорах, тем более что они были чертовски важны. Сотрудничество двух международных гигантов обещало воистину умопомрачительные перспективы. Просто он умудрился где-то простыть, что на самом деле не удивительно при таком-то паршивом лете, и немного гнусавил, а это его, привыкшего к совершенству во всём, порядком раздражало. Вот и сейчас, надкусив спелое яблоко, лежавшее в мини-баре машины посередине дорогой тарелки, украшенной каким-то древним мифологическим сюжетом, он сморщился, словно попробовал зелёную сливу. И яблоко покатилось по полу салона.

В кабинете будущего партнёра внимание его сразу привлекла отделанная золотом (настоящим, разумеется) шахматная доска. Явно эксклюзивная, выполненная по спецзаказу. С фигурами из слоновой кости, инкрустированными изумрудами и бриллиантами. Хотя нет, не из слоновой кости. Судя по характерному желтоватому оттенку — из бивня мамонта. Тщательно и с любовью вырезанные древние воины, осадные башни, колесницы. Участники разыгранной, но не оконченной партии. Взгляд зацепился за белого коня, от которого прямо-таки веяло какой-то фатальной несокрушимостью. Почему фатальной? Как может быть фатальной несокрушимость? Неизвестно почему, но именно этот эпитет всплыл откуда-то из глубины.

«Конь бьёт ладью. Шах. И мат», — вдруг промелькнуло у него в голове, хотя он практически не играл в эту игру. И только после прозвучавшего приветствия понял, что в кабинете их на самом деле трое.

— Позвольте представить мою супругу...

— Борис, — сказал он, явственно слыша, как из-за проклятого насморка у него получается что-то вроде «Парис».

— Елена.

И в тех самых глазах он вдруг увидел пламя пожарищ над разрушенным городом...