— Влада, поднимайся! Кофе уже готов...

Квартирка наполнилась запахом прожаренных зёрен и специй. Влада сладко потянулась и перевернулась на другой бок — лицом к панорамному окну. Солнце приветливо заливало комнату. Чистое небо поселилось в зеркальных стёклах, и по-летнему пахло озоном. Всего-то несколько часов назад, глубокой ночью, ветер раскачивал фонари и дождь умывал город, видимо, для того, чтобы улицы заискрились с рассветом.

Девушка ощутила щекой лёгкий поцелуй. Таким поцелуем могут одарять друг друга только супруги: он невесомый и чистый, но именно он способен выразить всю любовь и нежность, невзирая на бытовые неурядицы семейной жизни. На самом деле быт заедает лишь тогда, когда выходной перестаёт быть совместным ритуалом, когда человека трудно видеть каждый день, когда за малоприятной завесой ссор утрачивается дорогое — то, ради чего создавалась семья.

Шлёпая босиком по прохладном полу, Влада прошла на кухню. Растения на подоконнике жадно тянулись к утреннему солнышку: раскрывали нежные, влажные лепестки, похожие на губы, круглыми листьями-ладошками прижимались к стеклу, желая вобрать в себя больше солнца. Среди цветов беспечно дремал рыжий кот. На столе курилась медная турка, рядом скромно пристроилась фарфоровая кружка, а из тостера аппетитно выглядывала корочка поджаристого хлеба.

— У тебя на сегодня есть планы, милая? — прозвучал из ванной сквозь хлёсткий шум воды голос мужа.

— Да, Тёма. Сегодня — день памяти близкого человека... Нужно съездить на кладбище, — Влада разлила по белоснежному дну коричневое солнце. — Ах, твой кофе... как всегда безупречен!

Влада попивала напиток мелкими глотками, наслаждаясь обволакивающим послевкусием. Зачарованная маленьким утренним волшебством, девушка даже не стала искать в холодильнике мятную шоколадку.

Шум воды стих.

— Надеюсь, на работе сегодня поменьше вызовов будет... — сказал Артём, выходя из ванной.

Пока Влада мыла посуду, муж обхватил её тонкую талию. Крепкие руки скользили по лёгкой ткани ночной сорочки. Влада прижалась к нему всем телом, забыв о посуде. Вода барабанила по чашкам, а девушка наслаждалась горячим дыханием и теплом родного тела.

— Скоро вернусь — заскучать не успеешь. — Артём чмокнул жену в макушку.

Приятный жар сменился не менее приятной прохладой: из открытого окна струился свежий ветерок, раздувая бежевые занавески, словно паруса. Влада вспомнила, как они с мужем встречали на яхте золотистый рассвет и занимались сёрфингом до позднего вечера. В нос ударил солёный аромат океана, стопы ощутили горячий песок. Остатки аромата кофе со специями добавили колорит воздушным и сладким, как мечта, воспоминаниям.

Закончив мыть посуду, Влада заглянула в гардеробную. Глаза разбегались от количества одежды, которая занимала пространство от пола до потолка. В самом низу мужская и женская обувь — начиная от лакированных туфель с кожаными ботинками и заканчивая замученными в походах кроссовками. В серединке красовались выглаженные блузки, рубашки и парадный китель Артёма. Казалось, от одежды до сих пор жарко пахнет утюгом и веет чистотой.

Влада достала себе маленькое чёрное платье, а мужу — китель. Девушка аккуратно положила форму на мягкий пуф и снова отправилась в спальню — к туалетному столику. Она красилась, словно на свидание, подчёркивая монгольские скулы и оттеняя серый цвет глаз. Губы не красила: Влада не любила кричащих тонов, предпочитая естественность. Плотно облегающее фигуру платье прикрыло колени, а стоечка, как у водолазки, — горло. После дождя утром прохладно, поэтому Влада вернулась в гардеробную за чёрным палантином, на котором, как звёзды на ночном чистом небе, блестели неброские стразы. Кителя на пуфе уже не было. Чтобы не мешать её ежегодному ритуалу, Артём вышел тихо. Взяв с собой небольшую сумочку, Влада бросила взгляд на зеркало, рядом с которым крепилась деревянная коробочка для ключей в форме домика. На дверце блестела покрытая лаком надпись: «Дом семьи Гриценко».

Выбрав нужную связку ключей, Влада вышла на улицу, звонко цокая каблуками. Автобус порадовал пустотой, а полчаса до станции пронеслись быстро, с утренним ветерком. Пёстрые микрорайоны уступали место природе.

В сумке пиликнул телефон. Девушка вздрогнула, но это близкая подруга снова звала её на концерт органной музыки. Нахлынули воспоминания. Однажды Влада уже ехала в этом автобусе, как раз на встречу с подругой. Сумка также задрожала от вибрации. На экране смартфона — несколько тревожных сообщений подряд: «Влада, у нас ЧП. Пожар на заводе, вызов пять, категория С... Отпишусь, как только смогу».

Перед глазами до сих пор чернели буквы.

Влада вышла на конечной, и в нос сразу ударил запах просмоленных шпал. По склонам дороги, среди камушков, смело пробивалась мелкая зелёная поросль. Влада терпеливо ждала электричку. Который год она приезжала сюда: наблюдать, как уходят поезда, словно люди из жизни; слушать, как поют птицы и призывно стрекочут кузнечики. В городе такого разнообразия нет: всё заглушает шум машин.

Двери электрички распахнулись. Влада осторожно поднялась по решётчатым ступенькам и заглянула в полупустой старенький вагон. Суетливые бабушки обнимали пакеты с помидорной рассадой, будто внучат. Молодёжь закинула на верхние полки пузатые рюкзаки: ребята сели друг напротив друга, открыли термосы с кофе и упаковки сладостей. Влада приземлилась на свободное сидение у окна. Против движения — ну и ладно. Сама жизнь словно утаскивает спиной в неизвестность, а Влада всё в освещённое солнцем прошлое смотрит: там цветут лиловые люпины и тают последние дождевые тучи...

Поезд остановился. Влада поднялась не сразу, словно продлевая умиротворение. Эти секунды длились для неё дольше, чем вся поездка. Бабульки уже стояли у дверей. За дачницами построились ребята с рюкзаками. Влада вышла последней, спустилась с полустанка и отправилась по узкой тропинке.

Дорога разделяла надвое огромное поле. Трава переливалась на ветру, как морские волны. Покачивались яркие люпины. В голове рождались самые разные мелодии — то усиленные голоса природы, то чарующие нотки пианино. Вдалеке чернели готические ворота, поросшие вьюнками. Раз в году Влада собирала букет из живых цветов. По дороге она стыдливо срывала люпины — больно ведь трогать живую красоту, вырывать её из лона природы. «Только раз в году... обещаю... больше не буду...» — по-детски оправдывалась она перед цветами. Подойдя к воротам кладбища, она бережно соединила сорванные цветы тонкой, как волос, серебристой нитью. Сердце застучало сильнее в предвкушении встречи... без слёз. Их уже два года как нет — иссякли, высохли.

По светлым мраморным плитам деловито сновали мураши. Влада пробиралась к нужной оградке, всегда ухоженной и светлой. У надгробия росли две стройные берёзки. Солнечные лучи просачивались через переплетения ветвей и нагревали мраморное надгробие. Здесь пахло не едой с поминок, а травой и берёзовым соком. Влада бережно положила люпины у слегка выцветшей фотографии, затем достала из сумочки письмо. Имя и фамилия адресата на письме и на мраморной плите совпадали.

Под сенью берёз покоился Артём Гриценко. Её муж.