Альбина Евгеньевна вышла замуж поздно, вышла за старшего кассира Московского метрополитена Николая Юрьевича Валикова. Валиков в качестве мужа её изначально устраивал, был непьющ, здоров, работящ и немного «в теле», имел соответствующие мужчине средних лет интересы. Была у него, конечно, и слабость, точнее как слабость? Увлечение. Очень уж он любил карамель, придавал ей чересчур много значения. Когда они познакомились — дело было в кассе метро — он ей так и признался: «Жить без карамели никак не могу. Любимое моё кондитерское, понимаете, издельице». «Ну и на здоровье», — подумала Альбина, даже поначалу решила, что эта странность придаёт усатому кассиру дополнительное очарование. Главное, чтоб не пил и руку не поднимал, верно ведь? Родственники соглашались.

Шли годы, брак Альбины Евгеньевны с виду вроде как удавался. Жили-поживали, детей не наживали: самим не очень-то хотелось, родственники не настаивали. Душа в душу. Хрущёвочка, но с ремонтом. Пена дней. Однако вот какая оказия мельтешила на горизонте: любовь Валикова к карамели возрастала из года в год. Он уже не просто употреблял её к месту и не к месту — в мороженом, кофе, торте, в пюре с котлетами, даже в суп немного крошил (а что, солёная карамель бывает же). Но Валиков начал её коллекционировать. Стены увешивались сладостями и их изображениями, привлекая активно мух. Хрущёвка стала похожа на музей современного искусства.

Карамель делалась фетишем, а Альбина Евгеньевна как предмет обожания Валикова постепенно сходила на нет. Зубы мужа стали ни к чёрту, наметился диабет, прежнее пребывание «в теле» вышло из всяческих берегов. В остальном же был муж как муж, ничем не приметный.

Альбина Евгеньевна чувствовала тревогу, потом раздражение, позже — возрастающую ненависть к супруговой одержимости. Она затевала торг, силясь заинтересовать Валикова чем-либо другим, да хоть шоколадом или пастилой. И уже в отчаянии тщетно прививала ему страсть к алкоголю, другим женщинам и азарту. Всё зря — центром существования Валикова была коричнево-жёлтая сладость.

На двадцатую годовщину сдалась, впала в депрессию, избегала смотреть сожителю лишний раз в лицо. На сладкое у неё развилась неприятная аллергия: мелкая сыпь. А Валикову хоть бы хны.

Наступил Новый год, и они снова поссорились из-за пустяка, точнее: муж ласково назвал её «моя карамелька». В полночь несчастная Альбина Евгеньевна под бой курантов загадала желание, сжигая по какой-то китайской традиции бумажку в пламени свечи. Бумажка содержала следующее: «Не хочу больше жить с карамелью и с этим маньяком. Опостылело. Хочу в другую реальность!»

Первого января Альбина Евгеньевна, как и загадывала, проснулась в параллельной вселенной. А именно — во вселенной без Валикова и карамели, одна-одинёшенька в хрущёвой квартире с ремонтом. Про мужа её ни родственники, ни коллеги из Московского метрополитена будто никогда и не знали. С карамелью та же мистерия — в кофейнях, кондитерских и супермаркетах люди хмурились: «Карамель, карамель... Нет, такого не держим. Может, вам „Каракум“? Или карандаш?»

Альбина Евгеньевна сияла, жизнь встала на рельсы, пусть и каким-то загадочным образом. Было, правда, немного обидно: хотелось чуть больше параллельности в новой вселенной, пошире угол отклонения от того, что было. Хоббитов, там, или возрождения Российской империи, на худой конец, появления планеты обезьян. Но всё окружающее было охвачено нормой, обыденностью, привычным ходом вещей. Ну да ничего!

Альбина Евгеньевна была свободна и пустилась во все тяжкие — шлялась по ресторанам с незнакомцами, заходила в кино, посещала дискотеки в стиле восьмидесятых, открыла в себе второе, можно сказать, дыхание, стала догуливать недогулянное по юности время. Было так весело и насыщенно, что скучать по бывшему мужу, канувшему во временном континууме, не приходилось. Но год, второй, третий, четвёртый шли, а незначительная деталька — отсутствие на всём белом свете понятия «карамель» — смущало Альбину всё больше. Сперва бросалось в глаза, потом уже откровенно зияло отсутствием в меню кондитерских и кофеен. «Да как же не знаете? Коричневая такая лабуда, сладкая! Ка-ра-мель! Тьфу, идиоты!» — злилась Альбина.

И вот уже, казалось, весь мир сплочённо не понимал Альбину Евгеньевну, восставал против неё антикарамельным бойкотом. Во снах начал приходить бывший муж, норовя засунуть ей в рот ложку с коричневой массой. У Альбины возник невроз, потом паранойя; конспирологические теории роились в её голове. Была ли в самом деле карамель, или это вымышленный конструкт? Был ли Валиков? Так несчастная женщина чуть было не загремела в учреждение для душевнобольных, но спаслась постом и молитвой.

И на очередной Новый год, пять лет спустя после рокового перемещения в иную реальность, Альбина Евгеньевна, вздохнув тяжело, под бой курантов сожгла бумажку с новым желанием. В бумажке значилось следующее: «Господи! Верни меня в карамельную реальность, не могу больше здесь, житья нет, дураки одни».

На сей раз всё было куда быстрее. Бой курантов остановился. Потолок над Альбиной разверзся, и оттуда донёсся глас Господень:

— Дурная ты, глупая женщина! Неужели не помнишь ты сказок, не слышала ни одной поговорки? Никуда я тебя не верну. Мораль, мораль, понимаешь ты, к чему вся эта история? Бойся своих желаний. Слово не воробей! Сколько волка ни корми... Ай, что с тобой возиться, будто дел у меня других нет! Ладно, записывай:

«Сахар — 200 грамм, молоко — 100 грамм, ванилин...»