Ни-че-го. Обои повисшим заскорузлым углом напомнили о трижды перенесённом «на следующий год» ремонте. Ни-че-го. Ничего уже не сложится, не стерпится, не слюбится. И не-по-ме-... Надя подтащила мешок с картошкой к балкону... -ня-ется. П-ф-ф... А-а-ах... Как был Костик размазнёй и «маминым счастьем», так он им и останется. А сейчас ещё и совсем по-бабски истерит — мать вышла второй раз замуж, а он — в крик. Ну да, маме уже за семьдесят. Возраст солидный. Но в этой старой пороховнице заряду на взвод новобранцев с гаком. А в Костике... Прости-оспади. Наскрести бы на маленький грешок раз в неделю.

С работой ещё жопа полная. Больницу закрыли, людей разогнали. И возраст уже — сорок два, не двадцать. В хорошее место не устроишься, а за копейки заниматься какой-нибудь мутотой — да всю зарплату за один проезд отдашь. Так что сиди пока, дипломированный массажист, консьержем в соседнем подъезде и мни бока мешку с ка-а-ар-тошкой, затаскивай его на балкон. Картошка фермерская, рязанская. Крупная, «синеглазка». Позавчера только заказала на сайте, сегодня уже привезли.

— Надюша! Кушать когда будем?

О, оторвался от «танчиков», сердешный. Только вспомни его.

— Кушать очень хочется, — на пороге нарисовалось тщедушное тельце в шортах до колен и длинных носках. — Мама в это время...

— Госпади-ты-боже-мой! Костя! Ты с мамой пятнадцать лет не живёшь! Ты на мне женился, Костя, на мне!

— Мама — это первая женщина, которую любит мужчина, Наденька, — тельце поправило очки на аккуратном курносом носике.

«Где были мои глаза пятнадцать лет назад?..» — Надя пнула мешок, загоняя его в угол. Цветы, стихи, луна в окне, шляпка с вуалькой, драка в ресторане — картинки одна за другой поплыли, заструились, взволновали сердце под тяжёлой грудью. Надя всхлипнула. Вот ведь, а! Пятнадцать лет псу под хвост! А ведь она его тогда с Ленкой этой из пятой квартиры застукала, подлеца такого, чуть космы ей не повыдергала за романтику в тёмном омуте под очками. У, кобра очкастая. А сейчас она бы этой Ленке отдала Костика вместе с его диваном и чемоданом приданого. В квартире б только места прибавилось. Жаль, что не возьмёт никто.

«Сoй ун омбре муй онрадо,
Кэ ми густа ло мэхор
Лас мухэрэс но мэ фалтан,
Ньель динэро, ньель амор!» —

хрипловатым голосом по-испански страстно взбередил душу телефон. Мысли врезались в мелодию и распались.

— Алло? — Надя подняла глаза к потолку и кончиком мизинца поправила подтёкшую тушь в уголке глаза.

— Тебе, значит, не до меня, — потянуло обидой из комнаты, но Надя в этот момент свободной рукой раскрыла мешок, чтобы картошка не задохнулась, а второй сильнее прижала телефон к уху.

— Надежда Семёновна, нас заинтересовало ваше резюме. Мы бы хотели с вами встретиться, и если можно, то прямо сегодня. Нам срочно нужен массажист. Сможете часа через три быть у нас?

— Да-да! Конечно! Только адрес запишу...

Неужели, неужели, неужели? Наверху её услышали! (Спасибо большое!) Женщина в зеркале тщательно обвела губы помадой, взбила пышную стрижку и скользнула в босоножки на высоком толстом каблуке.

— Костик! Обед в холодильнике! Меня не будет до вечера!

Напутствие: «Да и иди к чёрту!» — ей, возможно, послышалось, а нарочито громкое покашливание заглушило щёлканье ключа в замке.

Нет, ну нельзя сказать, что жизнь уж совсем не удалась... Надя перешагнула через лужу на дорожке. В общем-то, квартиру она по программе переселения получила, двенадцать лет на одном месте отработала, с коллегами хорошие отношения поддерживала. Хотелось бы, конечно, как в фильмах: любовь такую неземную, загородный дом, море... Секс тот же, не, ну а что стесняться-то? Что естественно, то не позорно. Женщина молодая ещё, интерес к мужчинам есть. Да, и чтобы по утрам кофе в постель, красные розы и чёрные, полыхающие огнём страсти глаза напротив. М-м-м... Рай.

«Ай-яй-яй-яй
Ай-яй ми амор
Ай ми морэна де ми корасóн...» —

Воображение услужливо нарисовало горячего сердцееда, и Надя только замурлыкала себе под нос:

— Ай-яй-яй-яй... — как тут же выпалила на одном дыхании: — Ай! Да твою ж!.. Ослеп, что ли? — Она не успела отскочить от брызнувшей из-под колёс машины грязи. — Да чтоб тебя! — Надя с ужасом смотрела, как в шикарную белую юбку врастают бурые уродливые кляксы.

— Извини, девушк, извини! От проблем, заданий, претензий голова пухнет, а тут ты такой красивый! Засмотрелся! — Невысокий плотный мужчина выскочил из чёрного автомобиля и подбежал к Наде.

— Чёрт...

— Зачем чёрт? Зачем зовёшь его? Надо что?

— Мужчина, садитесь в свою машину и уе... зжайте! Не надо мне ничего. Вы мне уже жизнь сломали.

— Да нет мне заданий тебе жизнь ломать. Вот смотри, — он достал телефон и повернул его экраном к Наде, — видишь? Вот на них заданий есть. Улица Металлургов, десять «вэ», Петров Максим. Улица Маршала Федоренко, двадцать один, Тишина Светлана. Улица Красно...

— Мужчина, вы дорогу видите? Знак видите? Что там написано?

Тот оторвал взгляд от телефона, посмотрел на раскрасневшуюся Надю, потом на белый круг на красном фоне, затем снова на Надю:

— Восемьдесят.

— Вот с этой скоростью и оставьте меня в покое.

— Девушк, ти мне сердц ранил, я умру уже, если уеду.

— А меня вы уже убили! — Слёзы полились из Надиных глаз, смывая на своём пути тушь, тени, румяна, устремляясь дальше, по шее, по груди. Мужчина проследил за оставляющими влажный след каплями, сорвавшимися в декольте, и сглотнул.

— Не мог я такой красавиц убить, даже если заданий есть. Украл би.

На последних словах незнакомца Надя замерла, подняла глаза и застыла, чуть приоткрыв рот. Ва... Не может быть. Чёрные-чёрные, угольные глаза. Чёрные густые брови, брюнет, смуглая кожа. И весь такой, как конь — норовистый и горячий.

— Украдите... — прошептала она. — Украдите и не возвращайте обратно.

— Я похищу тебя, — засуетился мужчина, беря Надю под руку и открывая переднюю дверь машины. — Я увезу тебя в другой мир, другий земли. Я сделаю тебя счастливий, любовь моя, королева моя.

Надя откинулась на спинку сиденья... м-м-м... чертовски удобного кожаного сиденья.

— Я замужем, — зачем-то предупредила она.

— О, это очень отлично. Это плата по двойной тариф — совращение, измена и разрушенный брак. А если ещё отягчающий есть — запой, потеря смысл жизни, депрессия, — за это десятипроцентный надбавка нам будет на весь оставшийся жертве срок.

— Какой срок? Какая жертва? — Надя повернула голову к мужчине за рулём и пару раз хлопнула ресницами.

— Ти сказал, ти замужем.

— Ну да.

— Твой муж — это жертва. Он пьёт после твоя измена ему — нам платят за это, он живёт без смысла — нам платят за это. Понимаешь?

— Нет. А если он не пьёт?

— Тогда нам не платят. Я — чёрт. У меня вот, — мужчина снова достал телефон, — у меня список — улица Металлургов, улица Федоренко... Мне нужно их всех в грех вводить. Много ввёл — много зарплата, мало ввёл — мало зарплата. У меня сдельная. А я не хочу сегодня вводить. Я тебя встретил, моя королева. Скажи мне, что ти хочешь? Или нет, не надо. Дай я угадаю. Ты хочешь свой большой красивий дом, кофе в постель, муж страстный и розы.

— И садик возле дома, — робко вставила Надя.

— И садик, — согласился чёрт. — Будет, всё будет, моя королева.

— Едем, — пристегнулась Надя. — Сначала домой, заберу кой-какие вещи, а потом к тебе. В твой чёртов рай!