Типовая кухня. За столом Маша, ей под пятьдесят. Волосы взлохмачены, под глазом синяк. Она курит. Возле уха — телефон.

Маша: Ань, я больше не могу (голос срывается). Он улизнул, купил водки. Выпил. Я пыталась отнять, а он меня по лицу-у… (Плачет.)

Аня: Кто? Дядя Серёжа? Ты что?

Маша: Соседи услышали, милицию вызвали. Участковый приходил. Стыдно так. Ань, я не справляюсь. Не осуждай меня.

Аня: Я и не собираюсь. Ты… решилась?

Маша: Нет. Да. Не знаю. Они — родители, Ань, я должна о них заботиться. Но я не могу. У меня работа. Да и им там лучше будет. Там врачи, массажисты, их сверстники. Да?

Аня: Да.

Маша: С другой стороны, кого я обманываю, это дом престарелых. Хоть и платный. Там не комнаты, а палаты. Не дочь, а нянечки. (Всхлипывает.)

Аня: Тоже правда.

Маша: А надо срочно решать. (Сморкается.) Это самое приличное место из тех, что я видела. Там территория и домики милые. Дом отдыха. Ну почти.

Аня: Ну вот видишь.

Маша: Но, Ань, они все там… смирные. Бабушки эти и дедушки. Сидят на диванах. Не ссорятся, не лезут без очереди. Играют в шашки. Смотрят телевизор. Там… как-то неживо.

Аня: М-да. Когда тебе ответ надо дать?

Маша: Завтра утром. Мне обещали два места придержать. Желающих много. Два места сразу редко освобождаются. Тут просто… двое съехали. Ну… не совсем съехали.

Аня: Я поняла.

За стенкой раздаётся звон бьющегося стекла, крики. Маша бросает трубку, убегает. На кухне тихо, только телефон на столе иногда вибрирует. Маша возвращается, тяжело дышит, поджигает сигарету и подносит к уху телефон.

Маша: Они уронили мою вазу.

Аня: Которую я подарила?

Маша: Да. Обидно. Она два переезда пережила…

Аня: Я тебе новую подарю.

Маша: Не в вазе дело, Ань. Просто… я же не смогу. Надо продавать квартиру, переезжать за город. Чтоб без соседей. Кто это выдержит? А как я буду на работу ездить?

Аня: Это очень трудно.

Маша: Но они же родители. Мама в моём детстве себе совсем обновок не покупала. Всё мне. То свитер, то сарафанчик. А папа куклам мебель делал, помнишь?

Аня: Ещё бы. Диван и кресла. Я так завидовала.

Маша: (Плачет.) Значит, и я должна всё для них. Они же не виноваты, что голова поехала! У обоих сразу. И потом, может, новые таблетки помогут? Хотя бы маме…

Аня: Совсем ничего не помнит тётя Катя?

Маша: По-разному. Но меня уже как только ни называла: и Саша, и Люба.

Аня: Ох.

Маша: (Сглатывает.) Обидно, что я ради них буду жизнь ломать, а они даже не поймут, кто с ними: дочь или чужой человек. Прости, я тебе спать не даю. Всё жалуюсь.

Аня: Ну что ты? Звони в любое время.

За стенкой раздаётся голос, поющий «Шумел камыш». Второй голос плачет. Маша смотрит на часы, бросает трубку, убегает. Крики стихают, плач прекращается. Слышатся телевизионные новости, Маша возвращается, умывается, зажигает сигарету, берёт телефон.

Маша: Спишь?

Аня: Нет. Ждала.

Маша: У меня их вещи собраны. На всякий случай. Скажи, я — тварь?

Аня: Нет.

Маша: А мне кажется, да. Весь день вспоминаю всякое. Как мы на море были, и я голову распорола. Мама меня потом неделю выхаживала. Как мы с папой грибы собирали. Он находил, а я вокруг искала. (Плачет.) А помнишь Изю, сбывшуюся мечту моего детства?

Аня: Хомячку твою? Ещё бы.

Маша: Я так удивилась, когда годы спустя узнала, что дала тогда девочке мужское, да ещё и еврейское имя.

Аня: Ты, кстати, почему её так назвала?

Маша: Изя — сокращённо от Изюмки. У неё глазки были чёрные. Вот я и придумала…

Аня: Вот оно что! А куда она делась в итоге? Умерла?

Маша: Нет. Сбежала ночью. Причём клетка была закрыта. Она, видимо, через щель протиснулась… Слушай, я только сейчас поняла… она же не могла. Да?

Аня: Ну… странновато, конечно…

Маша: Значит, это родители… решили избавиться… Надоел им мой хомяк…

Аня: Ты не расстраивайся. Ну выпустили…

Маша: Но я же верила… Ань, почти сорок лет.

 
Из-за стенки раздаётся храп. Маша кладёт телефон и уходит. Храп стихает, слышатся ворчанье и шарканье ног. Потом скрипят две кровати, щёлкает выключатель, Маша вползает в кухню. Глаза красные, руки трясутся. Она зажигает сигарету и подносит трубку к уху.

Маша: Я знаю, что разбудила тебя. Но одна не смогу.

Аня: Для того и друзья.

Маша: Всё думаю о хомяке. Ань, это же… подло?

Аня: Неприятно. Но… прости ты их.

Маша: (Всхлипывает.) Конечно, прощаю. Мне сорок восемь. Какие там хомяки?

Аня: Ну и умница. А ты… решила? Насчёт завтра?

Маша: Да. Мы дома останемся. Что-нибудь придумаю. Перееду, найму сиделку.

Аня: Всё будет хорошо.

Маша: Спасибо, Ань.

Аня: Спокойной ночи.

 
Та же кухня. Утро следующего дня. Маша берёт со стола ключи от машины. Родители уже ждут её в прихожей, они переглядываются. Екатерина Владимировна теребит перчатку. Сергей Игоревич барабанит пальцами по дверному косяку.

Екатерина Владимировна: А бассейн в доме отдыха точно будет?

Маша: Сто процентов.

Сергей Игоревич: И бильярд?

Маша: Обязательно. А ещё домики с каминами и парк. И это всего на две недели. Вам понравится.

 
За ними троими закрывается дверь, на столе остаются неубранные после завтрака чашки и миски из-под мюсли. В одной из мисок на донышке — немного молока, размокшие овсяные хлопья и крупная чёрная изюминка.