Осень длинными плаксивыми мазками рисовала лесные акварели. От избытка влаги стволы деревьев совсем разбухли, а листья слились в одну безлико-бурую массу.

С каждой минутой шинель и винтовка весили на килограмм больше. Василич закрыл глаза: на привале боль снова завела свою нудную песню. Солировала недавняя контузия, но и старые раны, полученные ещё в Русско-японскую, не отставали: жаловались на сырость.

Поискал глазами Пашку. Вот упрямый малец! Тащил Василича на себе уже несколько километров. Или дней. Не разобрать. Умирать нельзя — хотя бы потому, что жалко Пашкиных усилий.

А что за сторожка там, между деревьев? Покосившаяся крыша, дверь на одной петле. Василич хмыкнул:

— Спасибо, что ко мне передом.

Ба, да это ж родная изба! Лавки по периметру, белые занавески на окнах, сбивчивый огонёк лампадки перед иконой в красном углу. Запах томящихся в печке щей. Прислушался по привычке, что там мать в сенях? Когда уходил на войну, она была ещё жива. Вот стукнет дверь, войдёт она, кинет вёдра на полпути, и тонкими, морщинистыми руками дотянется до колючей щетины:

— Петюня!

* * *

Лидия Захаровна ужасно злилась на себя. Совершенно непонятно, как она, заядлая походница, участница Всесоюзных акций «Лыжня зовёт», могла заблудиться. Но нужно признать: решив срезать через опушку, она сбилась с пути. Снег здесь был глубокий, лыжи проваливались, и сил почти не осталось. Холодало. Красноносое замёрзшее солнце устало клонилось ко сну.

Выступить сегодня перед комсомольцами она не успевала. «Нехорошо, товарищ Иванова, — пожурила сама себя, — партию подвела». За елью показалась прогнившая хижина. Может, переждать там ночь? Пожалуй, она сможет пролезть в щель между приоткрытой дверью и сугробом.

Внутри тепло и шумно. Да разве бывает в коммуналке по-другому? Вот соседский мальчишка мчит на трёхколёсном велосипеде по коридору, ловко объезжая чужие тазы, коробки и чемоданы. Свара на кухне. Комната Ивановых. Прямо посередине круглый стол под абажуром, кровать родителей за ширмой и Лидочкина тахта в углу. Сегодня у них Беренштейны в гостях! Наконец-то можно спросить, куда они так внезапно съехали, не оставив обратного адреса.

* * *

Ужасно болела голова. Последнее, что помнил Юрка, — это ухмыляющиеся лица молодчиков в кожаных куртках. Тех самых, что на прошлой неделе предложили «охранять» его только что открывшийся автосервис.

Как Юрка оказался в лесу? Да ещё на пороге своей «хрущёвки»? Бестолковая у него комната, проходная, но такая любимая! Завалиться бы прямо в джинсах на диван, врубить Цоя на кассетнике и балдеть от разливающейся на улицах города весны.

* * *

Лизочка очень замёрзла. Сандалики она давно потеряла, а колготки совсем промокли. Лес в конце августа только притворяется летним, а ночами тут холодно, будто зимой. Может, Маша уже проснулась и ждёт её вон в той старенькой избушке? Точно, ждёт: слышно, как лает любимая Альда, и смеётся в телевизоре сиреневый Лунтик.

* * *

Осень пела колыбельные лесу. Деревья шумели и сонно мотали ветвями, по-детски выторговывая себе право проснуться пораньше весной. Только избушка не спала и призывно скрипела дверью на одной петле.