Ночь была душная, и Абрахаму не спалось. Он привалился к прохладному стеклу, обмахивал себя пушистым хвостом, как веером, и тихо мурлыкал. Из окна Абрахам наблюдал за качающимися деревьями и редкими качающимися прохожими. А ещё он размышлял, как стать главным в семье. Под утро созрел план.

— Друзья мои! — начал Абрахам сразу после завтрака. — Вы знаете, я всегда старался заботиться о вас, при этом никогда не претендовал на лучшее место под солнцем.

Растянувшиеся на ковре под медовыми лучами осеннего солнца таксы Вуди и Аллен переглянулись. Зелёный попугай Кардамон отвлёкся от зеркальца, а длинноухая крольчиха Роза замерла с салатом во рту.

— Я расскажу вам одну историю, — продолжил Абрахам. — В маленьком городке под Трансильванией, недалеко от Карпатских гор, решили установить колесо обозрения...

Все разом притихли и, казалось, перестали дышать. Они слушали Абрахама так заворожённо, словно сам Нильс играл на волшебной дудочке. Через пару минут Абрахам закончил словами «съели голубцы», и звери очнулись, зашмыгали носами и смахнули слёзы.

— Однозначно, — начал Вуди, — представлять партию животных в нашем доме должен Абрахам.

— Поддерживаю, — подхватил Аллен. — Думается, тогда мы будем счастливы как никогда.

Роза захлопала ушами и отдала Абрахаму последний лист салата. Таксы подвинулись, уступая самое тёплое и солнечное место на ковре, а Кардамон закружил по комнате с криками:

— Абрахам! Абрахам! Ура! Ура!

«История Абрахама» вылетела в открытую форточку и осела на водосточной трубе. Там её услышала чёрная, как дёготь, ворона Линда с хлебной крошкой на груди. Она вспорхнула и приземлилась на скамейку, где тараторили другие вороны.

— Друзья! — прервала гвалт Линда. — Хочу рассказать вам одну историю. Представьте: в маленьком городке под Трансильванией, недалеко от Карпатских гор, решили установить колесо обозрения...

Линда прокаркала историю в абсолютной тишине, только ветер уронил со скамейки жестяную банку и пошуршал опавшими жёлтыми листьями. После слов «съели голубцы» вороны смахнули слёзы, прокаркали: «Сильно, да, сильно», провозгласили Линду главной в стае и вручили ей припрятанную селёдочную голову.

«История Абрахама» распространялась, как вирус. Повсюду появлялись важные птицы, животные и насекомые, успевшие рассказать про Трансильванию раньше других. Так отдельные чайки больше не кружили в поисках пищи: теперь они летали для удовольствия, в то время как еду им приносили сородичи. Главные в своём клане мыши не бегали за семенами, а вели их учёт, восседая на горе зерна. В муравьиной же семье никто не мог стоять выше королевы, но рассказчик «Истории Абрахама» занимал почётное место подле неё.

* * *

Спустя два года скитаний по Земле, космический корабль, похожий на консервную банку, приземлился на родной Лузиане. Из «банки» вылез низенький оранжевый исследователь с жёлтыми глазами, ушами-локаторами и перепончатыми пальцами. Он прошёл сквозь ликующую толпу, уселся возле большого костра, пустил по кругу пакет с сувенирами и глубоким басом произнёс:

— Было много знакомого: бананы, палочки для еды, утконосы. Но ещё больше — непонятного: велосипеды, белки, глазунья... А главное — всего одно солнце!

Лузианцы изумлённо загудели, перебирая в пакете фигурные магнитики, статуэтки и брелоки, а исследователь продолжил:

— Из хороших новостей: наши летучие мыши прижились. И рюмке-живоглоту на дне океана понравилось. Что ещё...

— А что на Земле было самым прекрасным? — вдруг спросила басом маленькая лузианка с фиолетовым цветочком на оранжевой голове.

— В день вылета я услышал одну прекрасную историю, — ответил исследователь. — Слушайте: в маленьком городке под Трансильванией, недалеко от Карпатских гор, решили установить колесо обозрения...

Все уши-локаторы одновременно повернулись к рассказчику. С каждым словом зрачки в жёлтых глазах расширялись, а рты приоткрывались. В застывших лицах отражались языки пламени. Пахло подгоревшими сосисками и зефиром. Казалось, лузианцы слушают так внимательно, как никого и никогда в жизни.

— ...Съели голубцы, — закончил исследователь.

Лузианцы смахнули кристаллики с глаз, захлопали в перепончатые ладоши, подхватили соплеменника и усадили на почётное место недавно почившего старейшины.

— Кожзам! Кожзам! Кожзам! — скандировали они имя рассказчика.

«История Абрахама» облетела все галактики, правда, теперь она называлась «Историей Кожзама». Ей делились с семьями, друзьями и коллегами, использовали в рекламных и предвыборных кампаниях. И всем рассказчикам она дарила достойнейшее место в обществе.

Чтобы понять, почему «История Кожзама» оказалась такой могущественной, учёные с планеты Перевезалий препарировали её. Они пробулькали слова под водой, пропищали их задом наперёд, поменяли «Трансильванию» на «Тральфамадор». В конце концов выяснили: влияние оказывает только оригинал, пересказанный слово в слово любым голосом и способом.

Власти планеты ЗакПор запретили рассказывать «Историю Кожзама» без специального правительственного разрешения. Самому Кожзаму, как и остальным лузианцам, для полёта на ЗакПор требовались визы нового образца, получить которые было почти невозможно.

На планете Крокс-Крокс продавались сувениры в виде колёс обозрения и голубцов, как их себе представляли крокскроксцы. По мотивам истории сняли фильм и издали книгу, которая разошлась гигантскими тиражами. Правда, продавалась легендарная история в сокращённом варианте — полную версию знали только самые богатые крокскроксцы.

На планете Чёрчас-2 историю записали на кремовой бумаге, скрепили сургучом и поместили в главном храме. Ежегодно сотни тысяч инопланетян слетались туда на праздник ИИ — Истории Истин, кланялись свитку и просили дать им толику мудрости.

* * *

Прошло три года. Иосиф поправлял рубашку перед зеркалом.

— И потому это исследование не просто важно — оно изменит привычный ход жизни! — в который раз проговаривал он.

— Не сомневайся, ты получишь грант! — крикнула Анна из кухни.

Иосиф улыбнулся и хлопнул себя по лбу:

— Совсем забыл! Я же на днях узнал такую забавную историю!

Так, сам того не зная, Иосиф стал первым человеком, рассказавшим «Историю Абрахама». Анна вышла из кухни, привалилась к стене и слушала её с закрытыми глазами, как музыку.

— Да, недурно, — сказала она, когда Иосиф замолчал. — Только я бы заменила «съели голубцы» на «любят холодцы».

— Да, выходит даже более складно! — сказал Иосиф, чмокнул жену и захлопнул за собой дверь.

Анна зашла в комнату, где сидели две таксы, длинноухая крольчиха, два попугая и хомяк. Щурясь от нежных лучей осеннего солнца, на ковре отдыхал пушистый и потолстевший кот Абрахам. Он томно смотрел на Анну, и ей вдруг захотелось угостить чем-то вкусным весь «домашний зоопарк», а самому Абрахаму дать лучшую часть говяжьей вырезки. Последние три года Анна чувствовала необъяснимый трепет перед котом. А когда брала его на руки и Абрахам мурчал, становилась такой сентиментальной, что хотелось обнять всю Вселенную. Казалось, ради этого мурчания стоит жить.