Сознание возвращалось рывками. Белый потолок в жёлтых извилистых потёках — темнота. Жёсткая поверхность под спиной, давящая на основание шеи — онемение. Резкое гудение испорченного вентилятора — тишина.

В перерыве между двумя потерями чувствительности он попытался приподняться на локтях и сесть, но в очередной проблеск сознания обнаружил себя снова лежащим да ещё с болью в затылке.

Он замер в надежде, что эта свистопляска в какой-то момент всё же кончится.

Почему-то он почти ничего не помнил о том, как тут оказался — где бы это место ни было. Какие-то образы смутно вертелись на границе сознания, но разобрать что-то осмысленное никак не удавалось.

Перед глазами стояли фары надвигающегося автомобиля.

Он сделал ещё одну попытку открыть глаза.

Всё тот же белый потолок. Плоская люстра, формой похожая на ту, что он видел в стоматологии. Да, два дня назад он вроде бы лечил зубы в ближайшей поликлинике, и врач ковырялся в его рту часа полтора, пока он разглядывал такую же люстру...

Темнота.

Звуки капающей воды, падающей на эмалевое покрытие.

Раздражает. Надо бы встать закрыть кран.

— Где я? — пробормотал он вслух в очередной попытке приподняться.

— Вселенная номер сто сорок восемь дробь тридцать семь, загрузка сто пятьдесят четвёртая, — ответил механический голос сверху.

Он мотнул головой, но почувствовал лишь, как резкая боль пронзает висок. Замер.

— Почему я здесь?

— Стандартная процедура восстановления после смерти, — проговорил всё тот же механический голос. Ему показалось, что в нём проскользнули злорадные нотки.

Он замер, пережидая неожиданный приступ тошноты.

В памяти медленно всплывали события жизни, начиная с конца. Грузовик, навстречу которому вылетела его машина в момент, когда он потерял над ней управление. Эпическая ссора с Маришкой в офисе. Фотографии её измены, пришедшие по почте. Назначение на пост генерального директора. Знакомство с Маришкой на пляже Капри. Развод с женой, мучительно переживаемая разлука с детьми. Рождение детей. Свадьба. Романтическое свидание. Защита диплома. Институт.

Без перехода: ему десять лет, он стоит перед дубом желаний в Крыму и шепчет заветное: «Хочу прожить жизнь правильно».

Всё ли он сделал так, как собирался?

Почему он развёлся? Почему связался с Маришкой? Почему не пошёл учиться на художника, как мечтал в детстве?

— Почему я умер? — хриплым голосом спросил он.

— Заклинило карданный шарнир, — охотно отозвался механический голос. — Куда желаете отправиться дальше?

— Хочу прожить жизнь заново, — решительно ответил он. В следующий раз он точно начнёт рисовать ещё в детстве! И не доведёт до развода, конечно же.

— Это будет пятьдесят третья попытка, — прокомментировал голос. — Вы точно желаете повторить?

Он помолчал, переваривая информацию.

— Почему я ничего не помню?

— Каждый второй раз вы просите стереть себе память, — отозвался голос. Ему почудилась в нём откровенная издёвка.

— А можно прожить жизнь заново, помня о предыдущей? — с надеждой спросил он.

— Да.

— Тогда я хочу обратно. И всё помнить.

— Вы уверены?

— Да.

Мир вокруг потонул в резкой какофонии звуков и красок. Через мгновение на кушетке под белым потолком никого не осталось.

— Ничему-то их жизнь не учит, — вздохнул ранее механический голос с интонациями много пережившего старика. — В следующий раз не сможет даже говорить, тогда отправлю его в растение. Пусть поучится мудрости в неподвижности, что ли.

В роддоме села Яблочное на Украине истошно завопил новорождённый. Его память медленно искажалась, затираемая пластичностью младенческого мозга.

К третьему году жизни Андрей Чикатило был уверен только в одном: он живёт не в первый раз, а значит, в этой жизни можно всё.