Надя вгляделась в западный горизонт. Где-то там, над купой яблоневых деревьев просматривалась тоненькая ниточка синевы. С каждым часом она будет набухать, подёргиваясь, всё больше и больше, пока не приблизится грозовая гряда.

В сумке тоскливо звякнули бутылки для ловли молний. Надя кончиками пальцев погладила крепкий латунный замок — не сейчас! Нужно ещё пройти все эти яблони, чтобы выйти к полю.

На поле, почти в самом центре, торчала изогнутая от времени высоковольтная опора. Кто и зачем её поставил, Надя понимала лишь приблизительно. Когда-то по их деревне бежал ток, чтобы всё работало. Но где у того тока были ноги, Надя не знала. Как то не знал, наверное, и нелепо мотающийся на опоре мертвец.

Привязанный за ногу, с чернеющим от крови лицом, он был обёрнут жёлтым нейлоновым стягом, опутан капроновыми канатами и, кажется, ещё чуточку жив.

Дядя Атул научил Надю ухаживать за мертвецом, взамен тот предсказывал время ловить молнии и изредка считал до пяти и обратно, словно играл сам с собой в какую-то игру. Но чаще просто шуршал радиоволновыми помехами.

Каждое утро Надя приходила к нему, открывала смёрзшийся за ночь рот, отодвигала палочкой распухший, заплесневелый язык и вычищала полость от комьев земли и непережёванных яблочных кусочков.

Сегодня она закончила быстро. Постояла, помялась с ноги на ногу. Дядя строго наказывал: коли ничего не скажет — тут же домой!

Надя собралась уже было уходить, когда услышала:

— Частота две тысячи сто восемьдесят два, восточное направление.

Она вздрогнула и приготовилась.

Только на днях святые вставили ей в обе ноги новые кости. От седативного заклинания она отошла с трудом, но крепко помнила, как чесночным шепотком кто-то выдавил ей в ухо: «А ну-ка, беги!»

И она побежала.

Ноги теперь у неё были тонкие и длинные, как у жеребёнка. Как у Христа на бабушкиных открытках. Но зато с тех пор бегала она быстрее любого ребёнка в деревне, добывала молний — больше всех. И сегодня наловит много! Будет святым начинка для залповых орудий!

В болотной куртке, набитой свалявшимся перьём, в высоких, почти достающих до колен сапогах дяди Атула, Надя бежала, металась от края поля до кромки, подставляя бутыль под сверкающие искры. Правый сапог, будто и не дядин вовсе, а вражеского солдата, предательски норовил слететь, но Надя не останавливалась, пока не закончилась волна.

Она всмотрелась в небо, ожидая вторую вспышку, но увидела жёлтый парус, который спускался всё ниже. Пока не упал прямо к её ногам мальчиком:

— Раз я здесь, я умер?

— Раз ты разговариваешь, ты жив! — уверенно ответила Надя и отвернулась. Не говорить же ему о прорехах в животе.

— Мой парашют пробили. И...

— Тсс... — Надя приложила палец к губам. — Сейчас пойдёт вторая волна!

Она приготовилась, подогнула колени...

Вот только вместо молний с неба упал метеорит.

Надя завизжала и тоже упала, больно ушибив локти о землю.

— Раз... — начал было мальчик.

— Раз что? — нетерпеливо огрызнулась Надя, поднимаясь. — Раз падают, пусть сверзятся на голову и сделают из нас дырку в два роста? Нет уж, нужно убегать!

Мальчик медленно повернул к ней лицо, улыбнулся и глухим, словно идущим из живота голосом произнёс:

— Два.

«А ну-ка, беги, Надя!» — услышала она в голове чесночный шёпоток.

Надя кинулась в сторону, но мальчик крепко вцепился ей в сумку. Бутылки внутри хрустнули, что им невыносимо страшно, зазвенели и взорвались.

Вспышка обожгла. Болотная куртка принялась едко дымить, отчего мальчик заперхался и ослабил хватку, дав Наде вырваться и добежать до границы поля. Туда, где начинался яблоневый лес.

А небо над полем всё кромсали и кромсали метеориты.