Основано на реальных событиях.

Таким, как сейчас, дауншифтер Олег стал после того памятного июльского утра.

Было это примерно через год после покупки избы в селе Нижние Вахлятки, что на Смоленщине. Изба была бревенчатой, крепкой. «Бревно как кость!» — сказал местный печник, пришедший осматривать печь после простоя. Садик с высокими яблонями, похожими на танцовщиц, кусты смородины и крыжовника — разросшиеся, запущенные, но сортовые — всё как надо. Дорога, правда, в селе была типичная для русской глубинки — ухаб на ухабе. Олег не растерялся: за свои деньги заказал два «Камаза» крошки. Ямы засыпали, всё разровняли. Даже холмик на въезде в село, у крайнего дома, щебнем обложили, чтобы не мешал. А холмик был приметный, много на нём бамперов и матюков осталось. Сколько раз и травой скошенной обкладывали, и землёй засыпали — всё размывало. Один холмик нерушимо стоял.

Купил Олег избу в начале лета. К осени обустроился, перевёз семью — молодую жену Виктошу и двух детей от первого брака, пацанят-погодок в самом мальчишечьем соку. Зиму пережили нормально. Дети на домашнем обучении, Виктоша вся в хозяйственных заботах, интернет ловит, удалёнка движется, раз в неделю — за продуктами в райцентр. Короче, всё отлично. Дорогу, правда, занесло, но нашёлся тракторист Ефим из фермерского хозяйства рядом: за скромную плату всё разровнял и проехать стало можно. Никаких холмиков — катись себе по снежному полотну, словно в тундре.

Пришла весна, снега стаяли и дорогу стало размывать. Текли-журчали гребнистые ручейки, вода занимала позиции в каждой ложбинке. Ухабы снова стали вылезать. Первым, конечно, показался холмик.

— Бесполезно это, сынок, — говорил дед Егорыч, живший в том самом крайнем доме рядом с холмиком, — сколько себя помню, стоит, — а помню я немало. Как после войны заселились, так и помню. Могилка это нехорошая, помяни моё слово. Не трогай лучше.

Но Олег его не слушал: мало ли что на старости лет почудится. Остатки крошки разровняли. Где-то траву подложили, где-то опилки. Пацанята под руководством Олега натаскали землю к холмику, дорогу выровняли.

Грянуло лето. Нежным зефиром цвела кашка, от её медоносного аромата напористо гудели пчёлы. Виктоша сдала на права и начала сама ездить в райцентр. Водила аккуратно, газ с тормозом не путала, сцепление вовремя выжимала, мужнину машину, свет очей и зеницу кошелька, берегла — короче, молодец, бабёнка, Олег не нарадовался.

Однако лето хоть и было тёплым, но дожди шли часто. Как и весной, по селу бежали пенные ручьи, только не с весенним залихватским звоном, а с летним основательным журчанием. Настолько основательным, что холмик вылез опять. Не сиделось ему в захороненном виде.

В один прекрасный день Олег со всем семейством поехал в райцентр — отпрыски очень просили сходить в кино. Обратно добирались на закате. Вела Виктоша. Но то ли дрогнуло сцепление под усталой ногой, то ли ещё что — машина вписалась в холмик.

Блестящий бампер остался на зловредном рельефе как влитой.

— Ну всё, едрить колотить, получишь ты у меня! — заорал Олег холмику.

Проворочавшись ночь, с первыми петухами Олег отправился к Ефиму-трактористу.

— Срой, — сказал, — к едрене фене эту трехомудь. Говори зарплату свою, этот день оплачу, и ещё надбавлю, и ещё три бутылки «Егермейстера» ставлю, или хочешь, тоже деньгами отдам, хочешь — натурой, только чтобы к вечеру этой срани на дороге не было!

Ефим почесал в затылке, крякнул и отправился на ферму в гараж. Договорившись с фермером о срочном отгуле, тракторист завёл своего верного соратника — трактор «Русич», железного богатыря в синем плаще. Прицепив на передок почвофрезу, Ефим заправился и поехал на подработку.

Смотреть на снос исторического холмика собралось полсела. В первых рядах, конечно, стояли Олеговы пацаны и сам Олег, с ними — Виктоша. Дед Ефим тоже выполз поглазеть поближе, встал с палочкой на краю дороги. Приковыляли все свободные бабульки, прибежали дети. Несколько мужиков и баб тоже оторвались от хозяйства, пришли: «Виданое ли дело, холмик срыть! Наконец-то! Давно пора!» — неслись крики.

И вот трактор наехал на холм. Взревела почвофреза, заколошматила.

Земля поддавалась неохотно. Слой за слоем снимал трактор: скальп травы со скудным чернозёмом перегнойного горизонта, сизую пыль суглинков, пепел подзолов.

Вдруг — резкий, пронзительный скрежет. Почвофреза остановилась, трактор дёрнулся.

Из-под земли загундосило, засвистело.

Люди подались вперёд, любопытно глядя на останки холмика. И только бабка Параша, самая старая жительница села, заорала не по возрасту громким голосом:

— Немцы! Ложи-и-и-сь! — и рухнула на землю, закрывая руками голову.

Тут все увидели раскосый хвост и тоже попадали, обхватив затылки.

Грохот.

Шелест веток гнущихся деревьев, звон бьющихся оконных стёкол.

Тучи земли в воздухе, птицы в панике кружат над селом.

Вместе с птицами летит и синий трактор-богатырь, посверкивая в лучах заката выхлопной трубой. Пролетел недалеко, но забор Егорычу поломал знатно.

За трактором полетел и Ефим — рвануло, когда он выпрыгивал из кабины. Допрыгнуть до земли Ефим не успел. Ударной волной его оторвало от трактора и закинуло на яблоню в саду всё того же Егорыча.

— Говорил я, не трогай, мать твою разэдак, — пробурчал Егорыч, когда к нему вернулся слух и дар речи. — Вишь, что там лежало... А ты...¶

— Так я что, я ничего... — промямлил Олег.

И на вопросы полиции с МЧС отвечал ровно следующее:

— Холмик вот срыть решил... Вы понимаете, холмик, просто холмик и всё... Кто ж его знал, что там такое вот... эхо войны...

Полиция и спасатели подивились, да и уехали. А эхо откликнулось в душе Олега. С тех пор он наглухо завязал с интернетом, прибился к поисковому отряду и всё свободное время разъезжает по Смоленщине, выискивая подобные холмики.

И копит на обучение, чтобы получить инженерную специальность сапёра.