Вова Иванчук был гением. Таких сейчас и не встретишь, если только не знаком с Вовой. Просто Вова был не обычным скучным гением, а гением продаж. И вовсе не тем горе-профессионалом, что уныло пытается втюхать тебе товар, за которым ты и так пришёл в магазин, но делаешь вид, что сомневаешься. Нет! Вова мог зимой продать эскимосам снег и холодильник в придачу. Он был тем самым человеком, что с лёгкостью проходят любое собеседование, на котором дают задание продать авторучку. Да что там ручку!

Как зачарованные, его наниматели были готовы купить дырку от бублика, стул и даже собственные штаны! Так что работу Вова находил всегда быстро. И так же быстро её терял. Потому как к таланту, данному, без всяких сомнений, свыше, кто-то оттуда же свыше зажабил умение остановиться. Вот Вова и не умел, и не хотел это делать.

Жена от него ушла сразу же после поездки в Египет. Вова как чуял подвох и дважды перепродавал купленные на самолёт билеты втридорога. Но жена тоже была крепким орешком и очень хотела посмотреть на рыбок в Красном море.

Первая неделя отдыха ещё не подошла к концу, а Вова уже попытался продать любимую супругу. К его чести отметим, что до этого он продавал привезённые с родины семейные трусы белорусского трикотажа, которые очень бойко шли среди местных, а также крем от загара. Кроме того, если уж говорить начистоту по поводу Ирочки — они же первые предложили! Вова просто не устоял.

Он уже сторговался до двенадцати верблюдов — между прочим, столько не предлагали даже за известную модель! — как жена вдруг взбунтовалась и ушла. Обратно в отель.

Вова, чистая душа, тогда решил, что ничего страшного не произошло: верблюды ему, в общем-то, были без надобности, к жене он привык, а если бы она хотела его бросить, ушла бы к такому богатому египтянину. Двенадцать верблюдов! У него, может, ещё и автомобиль есть!

У самого Вовы автомобиля не было. Он время от времени покупал машину, соблазнившись тем, что все соседи дерутся за места на парковке, но потом вспоминал, что так и не получил права, и автомобиль снова отправлялся на перепродажу.

До конца отпуска Вова ещё успел организовать платные заплывы в бесплатном Красном море и продать пару дюжин билетов на наблюдение за акулой, которую сам же и прикормил возле рифов с помощью колбасок из ол инклюзив. Этими деньгами ему пришлось оплатить штраф. Оказывается, нельзя подкармливать хищниц мясом. Даже колбасой. Вова убеждал, что акула эту колбасу и не ела вовсе, но не настойчиво — больше из спортивного интереса. Денег ему жалко не было.

Пожалуй, это раздражало его жену даже больше неумения остановиться. При всей своей гениальности Вова был широкой души человек, копить не умел и тратил не глядя.

— Ты не человек, а пункт обмена купюр! — кричала на него жена уже дома, в Саратове, собирая чемоданы. — Деньги приходят и уходят быстрее, чем успеваешь глазом моргнуть!

Вещей у жены было куда больше, чем чемоданов, тогда как Вовины легко поместились в два. И ежу было понятно, что пусть уходила от него жена — покинуть квартиру придётся Вове.

Это был уже серьёзный удар. Квартира досталась Вове от бабушки и была единственной ценностью, которую Вова даже не пытался продать. Просто потому, что не мог. Бабушка натуру внука знала хорошо и предприняла все меры, чтобы с её недвижимым наследством ничего не случилось.

Что делать дальше, Вова не знал. Новую работу или жену он ещё не нашёл, так как очень сильно скучал по прежней. Жене, конечно, а не работе. Наверное, он бы совсем отчаялся и рванул с моста вниз головой, если бы не тесть. Тесть Вове достался хороший. Отличный просто. Но на момент знакомства он сильно пил, а потом как-то вдруг бросил. Характер его, и без того скверный, совсем испортился, однако Вова относился к нему с прежними любовью и уважением, потому как успел понять и полюбить человека, а не характер. Вот тесть, Владимир Петрович, отец обиженной Ирочки, и навёл его на правильную мысль.

— Тебе, Вова, закодироваться надо. — Он к зятю относился с изрядной долей симпатии. Может, потому что Вова его внимательно слушал, а может, потому что звали их одинаково. Кто его разберёт! — Меня вон Катя как закодировала, паразитка такая, я вообще пить бросил. Даже по праздникам!

— А от моего разве кодируют? — тоскливо вздохнул Вова, который сидел со своими чемоданами на кухне родителей жены. Почти что бывшей. Только и осталось бумаги подписать.

— От всего кодируют! — уверенно ответил тесть и хлопнул Вову по спине. — Не сдавайся, Вовчик! Нам надо держаться друг друга!

Держаться Вове, и правда, больше было не за что, поэтому, лёжа на раскладушке на кухне и слушая, как незакодированная от ночного дожора тёща очень тихо трескает колбасу у холодильника, он твёрдо решил закодироваться. Подвергнуться гипнозу.

Осталась одна проблема — найти настоящего гипнотизёра. Конечно, о том, что это проблема, Вова даже не подозревал, наконец-то забывшись беспокойным сном под еле слышное хлюпанье — тёща добралась до борща.

На следующий день Вова столкнулся с жестокой реальностью. Гипнотизёры попадались ненастоящие! Хуже того, они сами поддавались Вовиному гению и охотно покупали у него его вещи. Чемоданы Вовы стремительно пустели, а нужный гипнотизёр всё не появлялся.

Только через неделю изрядно похудевший (он умудрялся продавать гипнотизёрам даже свои завтраки и обеды) и съехавший от тестя с тёщей в отель Вова сумел найти настоящего специалиста. Как коллега по несчастью, он сразу почувствовал в нём гения.

— Нельзя просто что-то убрать, — подтвердил его опасения гипнотизёр. — Пустое место заполнится чем-то другим. И это что-то может оказаться даже хуже. Например, начнёшь петь в душе. Или стихи писать.

Стихи писать Вове не очень-то хотелось, но жить в гостинице не хотелось совсем, так что он уверенно уселся напротив гипнотизёра и махнул рукой:

— Режьте! — потребовал он. — Мне терять нечего!

...Домой он возвращался поздно вечером. Нужно было привыкнуть к новому состоянию. Единственное, о чём Вова жалел — что у него остался только один чемодан, и тот — полупустой. Но ничего! Теперь всё будет иначе. Вова негромко захихикал, не обращая внимания на косые взгляды.

Дома его наконец прорвало. Едва он увидел Ирочку, так и перестал себя сдерживать:

— Дядя Витя из второго подъезда тайком от жены купил мотоцикл, — сообщил он с порога. — А твоя обожаемая баба Света тебя терпеть не может, хоть и сюсюкает при встрече! А лампочка? Ты знаешь, кто выкрутил лампочку?!

Он остановился и прищурился, глядя на застывшую у стены жену.

— Что значит: «Лучше бы онемел»? Ах, ты имела в виду «оглох»?! Да как у тебя язык поворачивается думать такое: «Лучше бы пил»?!

Он присел на пуфик у двери, на глазах блеснули слёзы.

— Я ведь люблю тебя, Ира, — упрекнул он и шмыгнул носом. Тотчас глаза его изумлённо расширились: — Ты... да? И скучала? Хорошо, не вслух!

Последнее: «Может, и дурак, но твой дурак!» — он выкрикнул уже в спальне.

Вова вернулся к жене (или это жена вернулась к нему?). Многое о них судачат, но достоверно известно одно: Ира рядом с мужем всегда ходит в красивой блестящей шляпке. Будто из фольги. А когда снимает её и задумчиво вертит в руках, Вова беспричинно сильно краснеет, после чего Иванчуки торопливо прощаются и уходят домой. Странные такие!

Но счастливые.