Галина Викторовна просыпалась рано. Каждый день и последние двадцать три года — в полшестого утра. Этот февральский четверг не стал исключением.

Она встала, тихонько добрела до ванной, умыла тёплой водой своё морщинистое лицо и мало-мальски прибрала, как ей казалось, растрепавшиеся за ночь волосы.

Однако Галине Викторовне было ни к чему уделять столь пристальное внимание своим соломистым локонам. Перед каждым отходом ко сну старушка собирала волосы в небольшой хвостик оранжевой тесёмкой, которая за тридцать лет не только не потеряла ни единой ниточки, но и осталась такой же прочной, как в молодости. А засыпала и просыпалась бабушка исключительно на правом боку уже почти четверть века. Спала она неподвижно. Шевелились только губы. Каждую ночь они что-то бормотали и причмокивали, а под утро, минут за десять до пробуждения Галины Викторовны, замирали, и повисающая в квартире тишина будила кошку Алису, а кошка в свою очередь будила хозяйку, царапая одеяло в её ногах.

— Да тихо ты! Не ори! Сейчас накормлю, — бубнила старушка каждое утро на приставучую кошку, пока та тёрлась о ноги хозяйки. — Дай мне умыться!

— Мяу!

Кошка не отвязывалась от хозяйских ног даже в ванной, где на неё летели редкие капли воды. Алиса их не боялась и продолжала мягко врезаться мордочкой в ноги старушки и мурлыкать.

Завершив утренний туалет, Галина Викторовна шла на кухню, откуда доносились звуки старого настенного радио. Шесть утра. Заиграл гимн. Радио старушка не выключала уже много лет, и, казалось, оно тратило больше электроэнергии, чем телевизор и все лампочки в квартире.

Бабушка села за стол на маленькую табуретку и выпила оставленные с вечера полстакана воды.

— Всё! Успокойся! Сейчас накормлю.

После этих слов кошка отстала от ног хозяйки и выжидающе на неё уставилась. Старушка наложила в миску три столовые ложки овсяной каши из их общей кастрюли. Себе же Галина Викторовна зачерпнула кашу небольшим алюминиевым половником — в нём помещались всё те же три столовые ложки. Перед завтраком Галина Викторовна подняла голову на образ в углу и перекрестилась.

Поев, бабушка с кошкой переместились в гостиную. До рассвета Галина Викторовна сидела в кресле и смотрела телевизор. Алиса дремала рядом на диване.

— Ты только глядь! О-о-ой! Тоже мне умники! Ещё чего придумаете?! — Бабушка переключила канал.

— Мяу!

— Правильно, Алисочка, и я об этом.

С восходом солнца Галина Викторовна приставила поближе телефон. Ближайший час она ворчала и щурилась то на часы, то на трубку. Кошка иногда ей поддакивала, недовольно мурлыкая сквозь сон. В итоге старушка не выдержала и начала звонить. Ответа не было — лишь гудки. Галина Викторовна недовольно положила трубку и вновь принялась переключать каналы. Через минут пятнадцать снова набрала номер. Наконец ответили. Галина Викторовна заголосила:

— Алё! Михаловна! Спишь, что ли, до сих пор? Ты сказала, что позвонишь... — После небольшой паузы старушка резко вдохнула и поднесла ладонь ко рту. — А-а-а! Какой ужас... Да... да... Нет, спасибо... Я поняла. До свидания! — Галина Викторовна положила трубку. Алиса спрыгнула с дивана, замяукала и взобралась на колени хозяйки. Ближайшие часа три старушка одной рукой гладила кошку, а другой держала пульт с платочком, которым утирала с морщинистого лица редкие слёзы. Фоном Кларк Гейбл миловался с Вивьен Ли.

Время — обед.

— Кушать не хочешь, Алисочка? — шмыгая носом, обратилась к кошке бабушка.

Алиса чуть помурлыкала, аккуратно поскребла коготками по бедру хозяйки, но с места не сдвинулась.

— Ну хорошо. Тогда ещё посидим немножко, — заключила бабушка и вновь принялась кликать по каналам. Остановилась на каком-то сериале. Прибавила звук. Сериал завлёк старушку, и она улыбнулась. Кошка повернулась на бок, подставила хозяйке шею и мяукнула. Галина Викторовна начала почёсывать шёрстку Алисы и приговаривать: «Ну вот... Только мы с тобой остались, Алисочка... Только мы вдвоём».

Стемнело раньше обычного — часов в пять вечера. Ближе к девяти часам Галина Викторовна выключила телевизор, поднялась с кресла и переложила спящую кошку на диван. После она подошла к окну и открыла форточку. Вдохнула холодного свежего воздуха. Пару раз кашлянула в ладонь. Затем бабушка сходила в туалет и в ванную. Алиса проснулась от шума воды и пошла на кухню. Галина Викторовна вышла из ванной и встретилась с кошкой в коридоре.

— Мяу!

— Что, проголодалась? Ну пойдём, пойдём. Рыбки тебе дам.

— Мяу!

Кошка вошла за хозяйкой в кухню и по обыкновению выжидающе села возле миски. Галина Викторовна поставила чайник и достала из холодильника глубокую тарелку, где лежало несколько кусочков отварного минтая. Положила рыбу в миску. Кошка принялась жадно жевать и чавкать. Вода вскипела, и бабушка заварила себе чай. Поставила на стол тарелку с печеньем и порезала дольками половину яблока. Галина Викторовна не ела, только попивала чай и ждала, пока кошка доест свою рыбу. Старушка пустым взглядом смотрела в окно. В нём отражалась кухня. Отражение напомнило Галине Викторовне о радио. Бабушка встала из-за стола и прибавила звук. Играла группа «Цветы»:

Мы желаем счастья вам,

Счастья в этом мире большом.

Как солнце по утрам,

Пусть оно заходит в дом.

Кошка доела рыбу и уставилась на хозяйку, как бы прося добавки.

— Нет, тебе хватит. На ночь много есть вредно. Даже кошкам. И не смотри на меня так.

— Мяу!

— Нет, Алиса! Всё. Спать пора. Пошли.

Галина Викторовна приглушила радио, выключила на кухне свет и ушла в ванную. Алиса же пошла в туалет, где начала громко раскапывать наполнитель в лотке. Галина Викторовна умыла лицо и, как обычно, собрала волосы в аккуратный хвостик оранжевой тесёмкой. Под шум воды старушка недолго поплакала, затем снова умыла лицо и вышла из ванной. Они с Алисой вновь встретились в коридоре и вместе направились в спальню.

Галина Викторовна легла в постель, выключила настольную лампу и повернулась на правый бок. Кошка легла в ногах хозяйки и сразу уснула. Галина Викторовна лежала спокойно, но до глубокой ночи не могла сомкнуть глаз. Когда старушка наконец уснула, губы её, как обычно, зашевелились, и всю ночь спальню убаюкивали мягкие звуки привычного тихого бормотания с причмокиванием. Как и последние двадцать три года, губы замерли лишь под утро. Повисла тишина. Но Алиса не проснулась. Не проснулась тем утром и Галина Викторовна.