«Э-рес», — первое, что выучила Сол. Так говорила старая, согнутая пополам бабка в балетном классе. Больше всего она — своей манерой бормотать под нос — напоминала маньо. Сол даже боялась к ней подойти. Но ведьма оказалась не такой уж страшной. И потом, она всё-таки принимала экзамены в училище. Значит, была человеком.

Бабка со всех сторон осмотрела Сол, ощупала ей стопы, заставила прошагать, высоко поднимая ноги, туда-обратно, протанцевать польку и кивком подтвердила: годишься. Позднее Сол узнала, что эта маньо на самом деле — йочон. И — знаменитая в прошлом артистка Кондрашова. «Кондрашá», как с придыханием и только шёпотом, сдвигая брови — «Очень строгая!» — говорили ученицы. Сол увидела фотографию этой йочон в коридоре, когда шла в кабинет администратора оформляться в общежитие.

Родители, проводив до дверей училища, уехали, и Сол стало страшно холодно и одиноко. Наверное, как дедушке — он ушёл в прошлом году из дома, а потом его нашли в снегу, воскового и кроткого, и на груди его верхом сидел маленький мальчик, который пропал, растворился при виде родных... Сол вспомнила и содрогнулась. На похоронах все были в светлых одеждах. И вокруг суетились — сначала на них никто не обратил внимание, думали, какие-то дети, они были с чашечками риса в руках — едва различимые... «Вонгви! — пронеслось в голове Сол. — Это они!» И мороз тотчас выхватил дыхание, окутал её — сначала лоб, потом расширенные от ужаса глаза, потом всё тело — и сделал жемчужной и больной...

Но Сол всё-таки тащилась — пожалуй, на одной силе воли, с трудом вытаскивая ноги из свинцовой тины коридорных досок. И тёмная стужа чужой страны — из стен, как из леса — таращилась на неё со всех сторон. И грязно-белые призраки — тоже... Откуда они взялись?! Прилетели вслед?!!

Но вот появилась йочон «Кондраша». Розовая и молодая, она вылетела в сверкающей балетной пачке из-за угла, с золочёной рамкой, которую вдруг выхватила из-за спины, будто острый меч-солнце. «Э-рес!» — сделала выпад, легко и бесподобно атаковав холод и духов. Схватка длилась недолго — враги пали ниц. И запросили пощады, признав «Кондраша» своей госпожой. «Мансе! Ура!» — кричали они.

И вспыхнула за окном — нет! заискрила, салютовала: всем! всем! всем! — самая яркая в мире, самая тёплая жёлтая звезда. А на зелёный мобильник Сол позвонил папа...

— Аппа! — засмеялась и одновременно заплакала от радости Сол...

...А ещё позже Сол выяснила, что «э-рес» — это просто счёт. И правильнее говорить «раз». Но переделать себя и свой язык, даже став взрослой, Сол не смогла. Или не захотела — из благодарности к первому педагогу. К «Кондраша»...

В общежитии таких, как она, не оказалось.

— Ты кто? — сплошь большеглазые девочки, обступив, с любопытством разглядывали трико — Сол не успела переодеться — и потихоньку сильно щипали её тело.

От боли и обиды Сол едва не превратилась в реку. Но папа на прощание сказал: «Тяжело? Улыбайся! Во весь рот, будто тебе весело как никогда! Пусть никто не узнает, что на душе...» И Сол поверила, что только так можно одолеть жизнь. И удержалась.

— Как тебя зовут? — нетерпеливо повторила девочка с зелёными косичками.

Сол улыбнулась.

— Фу, дурочка! — недовольно сморщила нос та, что подошла раньше всех — с жёлтой короткой стрижкой.

— Не Дурочка, а Снежная Луна, — поправила Сол: вдруг каким-то странным образом поняла, о чём спросили. Но сказала, конечно, на родном языке.

— Ты не русская, что ли? — удивилась жёлтая. — Я думала, из Бурятии...

Сол растянула губы ещё шире. Она хотела быть вежливым гостем. Показать, что незнание корейского — не такой уж большой грех. В самом деле, с кем не бывает! Пустяк! Да и выучат ещё!

— Хватит над нами ржать! — сердито крикнула зелёная. — Так умеешь? — и она сделала плие на полупальцах: низко присела — без всякой опоры! — на носках, широко разведя колени и выгнув подъём.

Сол посмотрела на её ноги. Ага! «Э-рес!»

— Да ты неправильно ставишь! Кто только учил! — воскликнула жёлтая. И рассмеялась.

Впоследствии жёлтая оказалась замечательной. Даже лучшей. Опять папина школа: «Сделай всё, чтобы враги стали твоими друзьями». Делилась с Сол посылками из дома.

— Шоколад! А можно? — удивлялась Сол.

— Мне — нет, тебе — да! — хитро подмигивала Но́ра и, дёрнув Сол сзади за волосы, в открывшийся — «ай!» — рот ловко всовывала кусочек плитки...

Жаль, Нора (норан сэк, жёлтый цвет) ушла из училища, не дотянув до выпуска пару недель...

— Чалька-печалька! А ты обманула, что Луна. Ты — Сол-нце! — Нора грустно улыбнулась, но тут же взъерошилась, дёрнула плечом, рот скривила. Сол захотела её обнять. Нора увернулась: — Ты что? Нельзя! Заразишься!

Тогда Сол протянула конфету.

— Ах, да! — Нора усмехнулась ещё горше — сердце Сол сделало болезненное фуэте. — Теперь мне можно...

— Это — духу дороги, — Сол покраснела, опустила глаза.

...А другая подруга — Хорёк, та, что с косичками (чхорок сэк, зелёный цвет), прикрывала спину, когда Сол в последнем классе сбегáла в театр — изучать партии ещё и там. Хотя «Кондраша» думала, что к любовнику. И Сол не разубеждала её — не собиралась выделяться на фоне других. «Пока достижения не доказаны, хвастать нечем», — говорил отец.

— Лучше бы от своих товарок хорошему научилась, — качала головой, ловя Сол в коридоре, уже совсем седая, сложенная в четыре раза «Кондраша».

Она улетела на Большую Медведицу незадолго до первой главной роли Сол. И не получила от неё цветов. И не узнала, как Сол её любит.

Но, стоя за пагодой — исполняли любимую «Баядерку» — обмирая от премьерного страха — сейчас её — её! — выход! — Сол услышала голос «Кондраша». А в нём — удивительно! — отцовские ноты...

Голос спросил:

— Помнишь ли?.. Киокнаё?

Сол кивнула.

— Сичак! Вперёд!

«Э-рес!» — тихонько поклонилась Сол и выпорхнула на сцену.

И когда её в танце ужалила змея, Сол улыбнулась. Вернее, так: показалось, Сол поцеловала — слегка укусила — змею.