Сегодня дует промозглый ветер. Я иду и размышляю, что эта весна одна из самых мокрых на моём веку. Дорога — одна сплошная лужа, местами мелкая, а другими местами вполне глубоководная. Но это неудобство меня совершенно не касается, потому что четыре дня назад я наконец получил посылку из Питера. У моих новых ботинок мощная тройная подошва и металлическая пластина в носке. В них я бульдозер и вездеход, могу себе позволить игнорировать почти любую лужу, что я и делаю — кто же упустит такую возможность?

Развлекаясь подобным образом, я представляю, что вот сейчас из-за угла выплывет лодка с Мазаем. Ну и зайцами, конечно. Мазай в моих фантазиях похож на Гендальфа, а на зайцах зелёные плащи с капюшонами. Но, завернув за угол, я вижу нечто другое. Под козырьком подъезда, рядом с металлической дверью висит дворник в оранжевом жилете. Я промигиваюсь, но это ничего не меняет: дворник висит, зажав в руке лопату.

— Повесился! — говорю я себе. — Взял и повесился! Так же не бывает, чтобы дворник умер вот так, под козырьком подъезда.

— Что же делать? — вслух спрашиваю я, приближаясь. — И почему лопата не падает? Руку судорогой свело.

Мне кажется, что труп чуть покачивается на ветру, по крайней мере какое-то шевеление точно происходит. Я изменяю траекторию своего движения и направляюсь прямо к нему. Ничего больше не вижу, кроме тела несчастного дворника с нелепой лопатой для уборки снега.

— Как же ты так, друг? — приговариваю я. —Ну как же так?

И тут труп дворника поднимает на меня глаза. Я охаю и застываю на месте. С полминуты мы смотрим друг на друга — я с ужасом, а он с недоумением. А потом дворник спрыгивает с цоколя, красно-коричневого выпирающего цоколя, на который он зачем-то забрался, а я и не понял.

И вот он пожимает плечами и уходит, а я продолжаю стоять в глубокой луже, сверху в мои непромокаемые вездеходные ботинки заливается вода.

— Ну ты сволочь! — шепчу. — Ну и сволочь! Но хорошо, что живая.

Бреду по колено в воде, хлюпаю, загребаю ботинками. Лодка Мазая плавает в каких-то других лужах.