День густ, воздух сер, среди всего зависли капельки конденсата. Расталкивая корпусом серое и влажное, идёт человек. Он носит серый пиджак, серые брюки, серые ботинки, серый галстук, серый чепчик с козырёчком и ушками — нечто не совсем определённой формы, работающее как головной убор. Он выглядит вполне стильно. Здесь не бывает дождя, но всё готово к дождю в любую минуту, воздух сам замерший дождь. Серая влага тянет серое небо к земле, и оно поддаётся.

Нельзя сказать, что человек вдохновлён, никто не скажет, ведь это неправда. В его глазах давно не видали искры. Он идёт на работу, точно зная, как пройдёт его день. Он возьмёт кофе — на работе нужен кофе. Он поздоровается с коллегами — на работе важны коллеги. Он сядет за стол — ему полагается стол — и займётся бумагами: дело в том, что от него ждут именно этого, чтобы он занимался бумагами.

Про себя он случайно рифмует два слова и улыбается. Кажется, вышло красиво, думает он, был бы поэтом, написал бы стих. Это точно улыбка, лёгкое, рассеянное свечение в области рта; не усмешка, как вышло бы в разговоре с коллегой; и не смех, ждущий в баре после работы. Улыбка. Нежная.

Его работа находится в длинном, ужасно вертикальном стеклянном здании. Однажды он видел его небесно-голубым, но сегодня оно будет серым, оно то ли отражает небо, то ли питается им.

Он вспоминает, как был поэтом, в садике, когда ещё не умел писать. Художником и артистом. Танцором и музыкантом. А потом стал одеваться в серое. Ему купили маленький детский галстук. Он пугается своих чувств: вспомнив свой первый галстук, он будто бы падает в шахту лифта. Он пугается этого чувства, и чувства искры в секунду до галстука: мол, что ж это; и дальше идёт на работу, прекратив улыбаться. Ему нужно быть точно уверенным, что он верно живёт свою жизнь.

Вот бы не было никакой работы, я пошёл бы кормить уток и смотреть на верхушки деревьев, смущается он своей мысли, не успев её даже подумать.

Расталкивая корпусом частички воздуха и капельки влаги, он продвигается сквозь омерзительно вертикальные стеклянные здания, такие же, как его здание. Они тянутся ввысь и вот-вот зашумят, закачаются, как вековые дубы в лесу. Человек в голове перебирает бумажки, задачки и важные встречки, поставленные на сегодня.

Сейчас возьмёт кофе. Немного хочется спать.

Человек заходит за поворот, и на месте своего вертикального здания видит пустое место. Он удивлён, но решает, что всё нормализуется, если подойти ближе.

Ближе обнаруживается четырехугольный след, равный площади стоявшего здесь здания. Асфальт под ним не изнашивался, пока здание было на месте, поэтому остался ярко-серого цвета, в отличие от асфальта вокруг. Немного скопилась пыль и когда-то закатившийся под здание мусор. Он поднимает коробку из-под конфет, думая, что это невежливо — бросать мусор под здания.

Донеся коробку до мусорки, он тщательно осматривается. Хочет найти коллег, осколки здания или службу спасения, полицию или штатного психолога. Никого. Незнакомые люди проходят по своим направлениям, расталкивая корпусом влагу, срезая путь через ярко-серый четырехугольник асфальта. Он совершенно не хочет искать коллег, осколки здания, службу спасения, полицию и даже штатного психолога, хотя она очень приятная женщина.

Он всё понял.

Он идёт кормить уток и смотреть на верхушки деревьев.

Он улыбается, а его взгляд чуть искрится. Я замечаю его по пути к уткам и улыбаюсь навстречу. Я тоже всё поняла.