Каждые выходные, с мая по сентябрь, мы добираемся до дачного посёлка на белом пазике. На пути встречаем остановки Заповедник, Лахта, Горская и Лисий нос. Садимся и высаживаемся на конечных. В компании мошек, нагруженные вёдрами и продуктами на два дня, идём по пыльной дороге до улицы Пляжной. Бабушка отказывается оставлять дачную утварь на участке, потому что дачи обворовывают. Замки срывают, картошку выкапывают, пишут гадости на стенах.

Водителя пазика зовут дядя Саня. Его седые усы и растёкшаяся по плечу татуировка с цифрами «1986» дают мне понять — он бабулин ровесник. Когда я впервые увидел его живот — мне было девять — я представил, что там сидит кто-то не меньше поросёнка. Теперь мне одиннадцать, и я понимаю — дядя Саня просто много ест. У него всегда с собой пирожки, кефир или ряженка, конфеты, которые он потихоньку подкладывает мне в карман, пока бабушка не видит. Обычно это батончики «Рот Фронт» и «Коровка». В середине лета солнце подпекает салон пазика. Ноги прилипают к сидушке, дачники потеют и пованивают, дядя Саня пыхтит. Мы с бабушкой берём с собой ручной вентилятор, но толку от него как от дезодоранта «Рексона».

Сегодня на нашей остановке никто не выходит, поэтому пазик проезжает чуть дальше, чтобы мы с бабулей вышли ближе к участку. Я успеваю заметить магнитофон прямо посреди остановки. Играет какая-то весёлая песня, такие можно услышать по «Русскому радио» или в продуктовом магазине в посёлке. Наверное, кто-то отошёл в кустики и оставил магнитофон включённым. Я сам раньше так же бегал по-маленькому, пока меня не цапнул за ногу красный муравей. Лодыжка распухла и чесалась. С тех пор терплю. Музыка, которую я услышал, играет в голове весь день: пока я пропалываю грядки, поливаю из шланга капусту и помидоры, подрезаю ветки яблони, сливаю тухлую воду из бочки. На обед едим с бабушкой рассольник, она трещит с соседкой через забор, и на время музыка в голове затихает, сменяется белым шумом, но ближе к вечеру, вместе с комарами, появляется снова. Мне нравится рок, и стыдно перед самим собой петь попсу. Я говорю бабуле, что пойду за мороженым, сажусь на велосипед и кручу педали в сторону остановки.

Всю дорогу думаю о значении цифр «1986» на плече водителя пазика. Я родился в 1991-м и понятия не имею, что было за четыре года до моего появления на свет, а спросить у бабушки — значит три часа слушать про перестройку, талоны, забастовки шахтёров и так далее. Скучнее только смотреть с ней семейные чёрно-белые фотографии. На трассе останавливаюсь у колонки попить водички. Обливаю штаны. Вижу, как на меня надвигаются три взрослые женщины возраста мамы. Смеются, на меня — ноль внимания, и хорошо, а то подумали бы, что я обоссался.

— Девки, купаться пойдём?

— А на работу мы завтра как пойдём?

— А на работу мы поплывём!

Три взрослые женщины моют ноги, по очереди подставляя под струю воды. Мне становится холодно, вода-то ледяная. Но они смеются. Как под гипнозом смотрю, как они пьют по очереди пиво из полторашки и закусывают сушёной рыбой, закутанной в газету. На улице не так уж темно, почему они меня не замечают, мне непонятно. Провожаю взглядом три уходящие в сторону залива фигуры и еду дальше. Музыку слышу метров за двадцать до остановки. Педали крутятся быстрее и быстрее, велосипед приподнимается над дорогой. Сцепления с асфальтом нет, я отпускаю руки, закрываю глаза и чувствую себя так, будто сегодня первый день летних каникул, дедушка ещё живой и везёт меня на рыбалку на старой копейке, на заднем сиденье у нас собака Рекс, и ветки деревьев приятно постукивают по стеклу. Велосипед сбрасывает меня на остановке, три раза по часовой стрелке я обхожу магнитофон и начинаю танцевать — а мы любили, а мы могли, свою любовь найти на краешке земли. Точнее, танцую не я, а ноги. Рот подпевает. Уши шевелятся. Музыка льётся.

Наш посёлок называется Лисий нос, но лис я здесь никогда не встречал. Как никогда до этого не танцевал на автобусной остановке, а потом не летел на велосипеде до дома, где получил от бабушки два подзатыльника и выговор.

Она распсиховалась и заперла велосипед в сарае. В доме воняло корвалолом и церковными свечками.

В семейном фотоальбоме я видел снимок: бабушка в платье и бантиках и маленький мальчик в комбинезончике стоят у забора на нашей даче. Мальчик — бабулин младший брат — пропал в нашем лесу, когда ему тоже было одиннадцать. Перед сном слышу молитву, ноги гудят, а в голове — какие песни, такие мы, ведь мы поём, когда нам хочется любить. В город уезжаем на первой электричке, хотя бабушка страшно боится железных дорог. Всю неделю я маюсь от безделья в душной квартире. Мама заставляет читать книжки из списка литературы на лето, уходит на работу, а по возвращении просит пересказывать прочитанное. Дурдом. Кто эти списки составляет, я понятия не имею, но читать про вечно скучающих помещиков я врагу не пожелаю. Но один рассказ из «Записок охотника» мне понравился и даже задел какие-то струны души. Два певца приходят в кабак и соревнуются в пении. Первый — просто деревенский парень Яшка. Второй — мужчина постарше, Рядчик. Выигрывает Яшка. Мама спрашивает, в чём смысл этого рассказа, и я отвечаю — в правде.

Утром субботы мама отводит меня на остановку, и мы с бабушкой едем на дачу. На остановке «Лисий нос» прямо посреди лавочки стоит магнитофон. Я разглядел его в окно, хотя оно было пыльным от ночного дождя, услышал знакомую мелодию и показал бабушке, но пока она искала очки, мы проехали дальше. Вечером она замотала ноги в лопухи и захрапела, я залез в сарай через окошко и выкатил велик. Как только выехал на трассу, сразу почувствовал музыку, и была она такой громкой, что мне показалось — весь посёлок слышит, весь город и вся большая страна. Уши у меня плавились, разбухали. По дороге я встретил ещё двух мальчиков на велосипедах, потом ещё и ещё — все мы ехали на дискотеку на автобусной остановке. Потом мы танцевали, пели, обливались водой из колонки, а дискотеку я запомнил на всю жизнь, и когда мне исполнилось восемнадцать, пошёл в тату-салон «Красный дракон» и набил на плече татуировку с цифрами «2002», а через месяц от солнечного удара умерла бабушка. Мама продала дачу и купила старенькую тойоту, на которой я ещё два лета подряд ездил на остановку «Лисий нос», пока её не снесли. Теперь там киоск с шавермой. Я хотел услышать музыку, но слышал только шум сосен и крики чаек с залива.

С дачи мы забрали самое важное — семейный альбом и тетрадь с бабушкиными рецептами. Новые владельцы снесли дом и сарай, поставили высоченный забор и строят огромный коттедж. Я не осуждаю. Если у людей есть деньги, их надо тратить. Мне нравится, что колонку возле участка они покрасили в чёрный — так солиднее, что ли.

Каждый день я скучаю по бабушке, особенно летом. Мама пробовала готовить по её рецептам, но суп получается не таким наваристым, а картошка не такой зажаристой. В жизни не бывает повторений, есть только отражения. Я понял это, пока сидел в тату-салоне «Красный дракон» и слушал, как гудит машинка. Я вспоминал пазик, дядю Саню, татуировку на его плече, конфеты и дискотеку на автобусной остановке, после которой мир перестал быть страшным, а стал простым.