У неё было кошачье имя и наружность серой мыши, хотя в паспорте значилось нормальное человеческое «Марина», а в зеркале она вполне могла бы наблюдать симпатичную брюнетку с красивой причёской — могла, если бы захотела. Но как-то так вышло, что все свои сорок восемь лет она звалась Мусей, в зеркало заглядывала редко, а о существовании парикмахерской вспоминала, когда хлипкий, уже седеющий хвостик начинал колко вылезать из-под старой беретки.

Всё у Муси было... в общем, как у Муси. Серо и непритязательно. Её это, надо сказать, не смущало. Привыкла. С замужеством не сложилось, немногочисленные подружки постепенно погрузились в бурлящую семейно-бытовую жизнь, а её собственный мирок замкнулся между однокомнатной квартиркой с безликой мебелью и просторным помещением библиотеки, в которой она уже тридцать лет исправно числилась старшим библиотекарем. Работа Мусю устраивала — книжные стеллажи были большие, а она маленькая. Посетители её не замечали. Они дежурно здоровались при входе, ни к кому не обращаясь, листали книги и частенько уходили с ними, забыв записать в формуляр. Тогда Мусе приходилось выходить из зоны комфорта, догонять нарушителей и просить их исправить оплошность. Те сначала с удивлением смотрели на неё, словно с ними заговорила вешалка для одежды, а потом, опомнившись, извинялись и возвращались к стойке абонемента.

Муся свой одноцветный образ жизни находила полезным для здоровья. Разговоры, события, эмоции, как известно, вызывают подъём давления, а в её возрасте забывать об этом уже нельзя. Боязлива была Муся, любила кильку в томате и гуляла всегда сама по себе. Бесшумно и исключительно по необходимости.

И вот бредёт Муся однажды утром на свою унылую работу, а тут вдруг цыганка. Яркая, звонкая. Дай, красавица, погадаю. Да недорого возьму, не в деньгах счастье. А у тебя, милая, по всему видать — ни денег, ни счастья. Ты как кошка беспризорная — никого не любишь и всего боишься. Но ничего, потерпи. Последнюю, девятую, жизнь живёшь, закончится она — потом счастье будет. Ты деньги-то давай, сколь есть, мне много не надо.

Что было дальше, Муся не помнит. На работе очухалась, в кошелёк глянула — а там ни копеечки. Обокрала её цыганка. Ерунды наговорила, в транс ввела и забрала всё подчистую. А она-то уши развесила, слушала про кошек да про счастье, дура непутёвая!

До того разволновалась Муся, что даже табличку «Санитарный день» на двери повесила. Сидела полдня и думала, как же она так лопухнуться могла — цыганке довериться. Та ведь, зараза, такую лапшу ей на уши вешала, а она-то, дурочка, и заслушалась. «Последнюю жизнь доживёшь, а потом счастье будет!» Вот оно, счастье — без денег осталась, да обманутая. И казалось Мусе, словно её растоптали и уничтожили. Надругались над честью и достоинством. Смешали с книжной пылью. Сдали в макулатуру. Гадко было Мусе и липко.

Вечером поплелась Муся домой, а навстречу ей перекрёсток. Большой и страшный. И так она задумалась, что на светофор не посмотрела, на красный свет дорогу переходить начала. Тут, конечно, завизжали тормоза, крик поднялся, а одна машина остановиться не успела, и прямиком в Мусино тщедушное тельце въехала. Почувствовала Муся боль, потом увидела свет и почему-то библиотечный штамп, который нёсся вниз, чтобы припечатать её к асфальту. И всё. Тишина.

А очнулась Муся уже не Мусей.

— Пришли в себя? Ну и славно! — добродушно улыбнулся пожилой доктор. — Всё помните? Вы ведь Марина Аркадьевна, так?

— Муся, — слабым голосом по привычке возразила Марина.

— Да ну, какая Муся! — засмеялся доктор, а уголки его глаз собрались в мелкие морщинки. — Как могут такую женщину звать Мусей? Вы же не кошка!

— Не кошка, — согласилась Марина. — Да, я не кошка.

— Вы отдыхайте, Марина Аркадьевна, я попозже к вам зайду, — улыбнулся доктор. — Голова может немного болеть, это нормально. И нога у вас сломана, но перелом несложный, быстро заживёт. Скоро бегать будете!

— Я бегать не умею, — неожиданно для себя попыталась пошутить Марина.

— Научитесь, какие ваши годы! Вы в такой аварии переломом да ушибами отделались — у вас теперь новая жизнь должна начаться, — заверил её доктор и вышел из палаты, смешно размахивая руками.

Так и закончилась девятая жизнь кошки Муси. Почему девятая? Да кто её знает, эту цыганку. Сболтнула ерунду, а она и запомнилась. Тут другое главное — что началась, наконец, жизнь Маринина. Собственная.