— Животы есть у всех. Но у людей они самые смешные, потому что люди в целом смешны: их конечности слишком длинные и болтаются во все стороны, роняют предметы и ломаются в самых разных местах, потому что лезут куда ни попадя. Головы или слишком маленькие, или слишком большие, люди украшают их бантами и заколками, прячут под волосами, чтобы отвлекать внимание от их нелепости.

Все эти странные вещи растут из живота. Он как солнце, что пускает свои лучи в виде разных по длине частей тела. Живот я люблю, потому что он мягкий, тёплый и разговаривает со мной.

Он скулит, добродушно бурчит и глотает слюну своим наверняка большим ртом. Мне бы так хотелось увидеть его рот, но живот скрывается от меня, даёт увидеть лишь маленькую щёлочку — пупок, сквозь которую почему-то ничего не видно. Я пыталась просунуть в него палец, но не выходило, и мама била меня по рукам.

— Не говори ерунду, Элиза, ничего я тебя не била.

Случайный прохожий, которому девочка доверила свои мысли, неодобрительно покосился на её мать. Родители так же смотрели на Элизу, когда та распласталась на тротуаре и приложилась к нему ухом, слушая, как необычно звучит топот и цоканье маминых каблуков. А потом её стыдливо поднял отец, слишком резко хватая за руку и озираясь по сторонам. Никто ни разу так и не спросил у Элизы, зачем она сделала это, однако стоило бы.

— Расскажешь мне что-нибудь ещё? — спросил мужчина, небрежно отбросив офисный портфель на скамейку.

— О чём вы хотите узнать?

— Что насчёт дождевых червей? Клянусь, таких достойных собеседников, как ты, милая, у меня не было уже очень давно.