Было утро, то самое, которое вечера мудренее. Белокурая девчонка лет семи крепко держала перед собой удочку. У ног зеленела вода. Дед её тоже прятался где-то в камышах — тонкий хвост удочки виднелся из-за большой травы. На речке не было никого, кроме них. Только лягушки протяжно квакали, чтобы дед с внучкой не чувствовали себя слишком одиноко; каркала вставшая не с той лапы ворона. Туман рассеивался клоками, будто кто-то невидимый поедал сахарную вату прямо в воздухе, по воде расходились круги от рыб, валявших дурака спросонья, у комаров как раз начинался тихий час.

Дед часто ходил с внучкой на рыбалку или за грибами. Было прохладно. Часов шесть, не больше. Утра в деревне спокойные, вялые, ленивые. Так и хотелось тихо сидеть и смотреть на поплавок. Дома все, наверное, спали. Только кот беспокойно потягивался и ждал, когда же хозяйка надумает его покормить.

Вечером рыбачить было не то. Набегало много народа из новопостроенных дач, ребятишки с надувными матрасами и кругами баламутили воду. Или ещё хуже — подростки с воплями кидались в зеленоватую жижу. Этим всё равно, куда кидаться, где вопить.

Лето было нежаркое. Раньше встаёшь утром — солнце уже землю подогрело, на траве ни росинки. А теперь что утро, что день — всё прохладно. Дай бог, градусов двадцать. Небо хмурое, бело-серое, обиженное. И ветры сильные, как будто живёшь совсем не в средней полосе.

Вот, кажется, что-то дёрнуло леску. Девочка вгляделась в воду. Ещё дёрнуло. Привстала, потянула леску на себя, катушка крутилась с трудом. Удочки у них были старые, деревянные — так интереснее. А спиннинги современные — это что? Игрушки.

Девчушка была маловата для удочки, да и рыба, видно, пошла шибко отчаянная, не хотела сдаваться. Всё медленней и прилежней девочка крутила катушку. Деда не хотела звать, хотела быть взрослой и сильной.

Ещё пару раз поддёрнула удочку, попятилась назад. Что же это за рыба такая тяжёлая? Она уж стала сомневаться: может, это мусор какой прицепился. Так часто бывало: зацепишь старую железку на удочку и тащишь её что есть сил, а она за водоросли цепляется, не даётся. Железки тоже бывают своенравные.

Пару шагов назад... Дёрнула удочку последний раз, та вместе с добычей перелетела через неё, упала в камыши. Девчонка не удержалась, ноги поехали по сырому глинистому песку — раздался лёгкий плеск; заквакали лягушки, зашумели камыши.

Девочка встала, оглядела с недовольством промокшие штаны. Ботинки неприятно хлюпали. Она раздвинула камыши. Леска запуталась в стеблях и сама в себе. Противное это дело — леску распутывать. Девочка пошарила ещё в густых зарослях. Справа что-то заплескалось. Вот она, чертовка! Внизу, в самой травяной густоте, плавала красно-серебристая рыбёшка. Девочка осторожно высвободила леску и вытащила рыбу на свет. Бычок — не бычок... Крупноват для бычка. Рыба была сантиметров пятнадцать в длину, светло-серая, с ржаво-рыжими пятнами. Плавники у неё были большие, как крылья: на спине два, на брюхе два, да по боками по плавнику, и хвост как плоская метёлка.

— Что же ты такое... — пробормотала девочка. — Надо тебя деду показать.

— Не надо деду! — ответила рыба, да ещё так дерзко и умоляюще одновременно. — Простите, — добавила, — не хотела вас пугать. Меня зовут Антонина.

Что за рыбы пошли! Антонина! Может, ещё и руку ей жать и шляпу снимать при встрече?

— Здравствуйте... Очень приятно, Даша, — проговорила девочка то ли испуганно, то ли заворожённо. — А вы как это... говорите?

— Мама научила, как и тебя. Ты вот что мне скажи: к деду меня не понесёшь?

— Ну раз вы просите...

— А коту своему не отдашь на завтрак?

— Н-нет...

— И жарить на сковороде с картошкой не будете?

— Не будем, — сказала сбитая с толку девочка.

Рыба задумалась. Жабры её тяжело вздымались.

— Ну вот что, — зашевелила она губами после раздумий. — Услуга за услугу, конечно. Ты меня не ешь, не жаришь, отпустишь в речку, а взамен проси, чего душа пожелает.

— Да что это вы, сказок начитались? — невольно подивилась девочка.

— А как тебе, Даша, кажется, похожа я на того, кто книжки читает? — Рыба смотрела на девочку во все свои серьёзные рыбьи глаза.

— Не похожа... — смутилась Даша.

— Ну так проси что хочешь и отпусти скорей. Вот-вот внуки проснутся, а у меня завтрак не готов.

«Какая деловая рыба, — подумала Даша, — прямо как моя бабушка».

— Ну что, придумала? — Рыба заёрзала на Дашиной руке.

— Да я... Не нужно мне ничего.

— Как не нужно? Что у тебя — всё есть, что ли? И дом на островах есть? И друзей много? И денег так много, чтобы мороженое каждый день есть?

Девочка погрустнела.

— А можно для деда попросить?

— Это что ещё такое? — неодобрительно вздохнула Антонина. — Ты меня поймала — для себя и загадывай.

— Но у него нога болит, а у меня всё есть...

— Ишь какая, — усмехнулась Антонина, — деда, что ли, любишь сильно?

— Конечно. — Даша понурилась. — Он всё жалуется, у него болит... А как мы будем рыбачить ходить, если у него нога совсем разболится?

— Вот и не надо рыбачить, чтоб не болело! — отрезала рыба. — Обрыбачились тут все! Что ни лето, каждый день выловят и давай хоромы в центре города заказывать или сейф с долларами. Или ещё чего лучше — работу, говорят, хочу в Газпроме! На всю жизнь! И чтобы график удобный, и пенсия чтобы большая была! А мне что, легко это сделать? У меня у самой, думают, пенсия большая? Да мы живём с детьми уже сколько лет в этой тине, переехать не можем! — разъярилась рыба и забила хвостом. — Что-то ещё придумай, и я поплыву уже, заболталась с тобой! Вон хотя бы штаны новые попроси.

— Но мне ничего не нужно, — сказала девочка твёрдо. Решила, раз уж деду помочь не может, то и ей не надо ничего. Он её всегда учил, что не в деньгах счастье. И не в хоромах больших, не в зарплатах, не в работах.

— Ты серьёзно, что ли? — спросила рыба.

Девочка кивнула. Рыба молча забила плавниками. «Обиделась, наверное, — подумала девочка. — Отпущу её скорее к семье». И отпустила. Антонина плюхнулась в воду и быстро скрылась в глубине.

Но рыба не обиделась. Она онемела. Стала обычной речной рыбёшкой, ушла на пенсию, так сказать. Мать говорила ей быть осторожней, а то, не дай бог, попадётся на удочку счастливому, не алчному человеку, а он ничего не станет загадывать. Тогда, говорила мать, лишишься силы, станешь обычной — попадёшься на удочку и будешь жариться на сковороде. И плыла грустная Антонина домой, в надежде, что хоть на сковороду она попадёт не так скоро.

— Что там? Поймала кого? — послышался голос деда из-за камышей.

— Да нет, железка какая-то, — ответила Даша негромко: рыбы не любят шум.

— Дед, только я в воду упала, — сказала Даша, вскарабкавшись повыше на берег.

Дед рассмеялся.

— Ну ты растяпа, Дашка! Пойдём штаны менять?

Они медленно смотали лески, закинули удочки на плечи и пошли через поле к дому. Солнце потихоньку вставало и прогоняло остатки сырого тумана. Лягушки квакали всё ленивей. Просыпались птицы. Какие дома на островах, какие деньги? Вот это — поле, дед, рыбалка — это хорошо!