Рассказ

Промозглым ноябрьским вечером участковый Коровинского ОВД Володя Косяков спешил привычной дорогой в кафе «Полушка», где его ждали на пятничную игру в покер. Он уже прошёл было мимо черневшего заколоченными витринами магазина «Сказка», но боковым зрением зацепил что-то необычное. Сквозь щели в досках мерцал свет, в помещении явно кто-то был. С тех пор как исчез хозяин магазина Женька Морозов, дом опечатали и забыли, да и кто пойдёт рыться в испорченных пожаром игрушках? Косяков понял, что опоздает на первую партию, вздохнул и пошёл к магазину.

Дверь была не заперта, в покрытом сажей и копотью зале горели несколько свечей, а в кресле-качалке, рядом с пыльной прошлогодней ёлкой, расположился незнакомый старик с белой окладистой бородой. Увидев Косякова, он ласково улыбнулся, как будто ждал дорогого гостя, и заговорил мягким глубоким баритоном, окая на вологодский манер:

— Здравствуйте, Володя, так и думал я, что зайдёте, так сказать, на огонёк. Не подумайте чего, я не вор, не хулиган, дверь открыл своим ключом. Женя мне его оставил на всякий случай. А я вот решил наведаться, посмотреть что да как.

— Да вы как вошли-то, уважаемый, тут же опечатано, что мне теперь, арестовывать вас? — возмутился Косяков, когда к нему вернулась способность говорить.

— Не сердитесь, Володя, я эту вашу печать, если надо, аккуратненько залеплю обратно, никто и не заметит. Очень уж мне нужно поговорить с вами наедине, без посторонних. Важное дело у меня к тебе, по поводу Жени.

— Вы что, знаете, где он? Он же скоро год как в розыске... Да кто вы такой-то вообще?

Дед перестал раскачиваться, встал с кресла и протянул Косякову широкую прохладную ладонь:

— Морозов я, Александр Петрович, Евгений мой внук. Он мне рассказывал, что человек ты хороший, надёжный.

Дед Морозова оказался высок ростом и широк в плечах, и хотя голос его звучал доверительно и ласково, у щуплого Косякова непривычно заныло под ложечкой. Он криво улыбнулся и кашлянул.

— Так вот что, Володя, — продолжил дед, усаживаясь обратно в кресло, — Женя признался мне, что в карты проиграл всю выручку и магазин и ещё должен остался. Поэтому и уехал, и я сам не знаю, где он обретается, письма присылает до востребования, да и всё. Я ему высказал, конечно, по первое число, но жалко всё же, хороший он, дурной только. Так вот, послушай. Я тут дачу продал, тяжело уже одному там возиться, и сбережения кое-какие есть. На весь долг этого не хватит, но я вот что подумал. Если уж тут есть любители, я же могу попробовать отыграться за внука, а? Правила я знаю, книжку специально купил, комбинации эти выучил, а вот глядишь и повезёт: и долги Женькины отдам, и магазин верну. Ты, Володя, познакомь только меня с кем нужно, а дальше уж я сам, — закончил Александр Петрович, разглаживая бороду.

Содержимое черепной коробки Косякова пришло в движение. Он перестал глупо улыбаться, что-то прикинул и вышел на улицу позвонить. Через пятнадцать минут они с Александром Петровичем входили в тайную комнату в мансарде кафе «Полушка», в полумраке натыкаясь на мебель и подозрительные взгляды членов покерного клуба. Кроме Косякова на игру собрались Михалыч, хозяин «Полушки» и покерный заводила, бармен Колян по кличке Долговязый, Васька-рыжий из продмага и Серёга-таксист. Александр Петрович степенно поздоровался со всеми за руку, уселся за круглый стол и оглядел игроков. Светлые серо-голубые глаза из-под густых белых бровей смотрели по-доброму, но будто в самую душу. Мужики немного поёжились, как сквозняком потянуло, Колян даже проверил окно — не открылось ли. Дед покопался во внутреннем кармане пиджака и достал слегка помятую брошюру с названием «Покер: правила и комбинации» и положил перед собой: «На всякий случай, вдруг что-то проверить, память-то уже не как прежде». Михалыч переглянулся с Косяковым, Рыжий кашлянул, Серёга начал сдавать карты.

Сперва играли молча, обмениваясь по необходимости короткими фразами, но постепенно все успокоились, и потекла неспешная беседа, с новостями и свежими анекдотами. Михалыч рассказал, как на прошлой неделе у него баня чуть не сгорела, а Серёга-таксист вспомнил, как тушили перед Новым годом морозовский магазин игрушек. Половина товара сгорела, остальное испорчено сажей и пожарной пеной, витрины полопались, стены облупились. Уцелел только уголок с креслом-качалкой, где Женька в костюме Деда Мороза читал сказки. Хорошо читал, с выражением, и с начала декабря дети каждый вечер сбегались со всего городка, да и вообще все обожали Женьку и его магазинчик.

— Азарт Женьку сгубил, — проворчал Михалыч, сдавая новую партию. — Я ему говорил, не твоё это, не лезь, а он: Михалыч, новых наборов лего хочу закупить к Новому году, немного выиграю, и всё! А с картами так нельзя, они расчёт не любят.

— И я говорил! — встрепенулся Косяков: — Женёк, ты ж тонкостей не знаешь, покер не такая простая штука! А он упёртый же! — и осёкся под внимательным взглядом Александра Петровича.

— И магазин когда он мне проиграл, — Михалыч поглядел на деда, но быстро отвёл глаза, — я же предлагал его туда продавцом взять: и детям хорошо, и долг отдал бы помаленьку. А он чёт психанул, всё сжёг и уехал. Ты не сердись, Петрович, но игра есть игра. Уговор дороже денег.

— Да я не спорю, ребятки, что было, то было, особенно если по-честному всё. Я внуку помочь хочу, вот и пришёл к вам, но если уж получится отыграться, не взыщите тогда. А вот я вам лучше что расскажу... — И бархатный голос Александра Петровича зазвучал так мягко и душевно, что даже Колян Долговязый, который давно перестал верить во что-то, кроме денег, вдруг ощутил забытое желание забраться на колени к кому-то большому, уткнуться носом в тёплое и мягкое и в полудрёме слушать сказку. Вроде всё шло как обычно: по очереди сдавали карты, Михалыч блефовал, Рыжий нервничал, но никто почему-то не удивился, что нужная карта идёт в основном только деду, — сказка была интереснее! (Только на утро не могли вспомнить, о чём же она была.)

— Вот такая поучительная, можно сказать, история, — закончил Александр Петрович, и все игроки как-будто проснулись и глядели друг на друга, не понимая, где они и что происходит.

А дед в это время сгребал со стола в большой красный мешок, украшенный серебряными снежинками, тысячные и пятитысячные купюры.

— Ну что же, ребятки, вот и пора мне на станцию, на поезд не опоздать бы. Добрые вы люди, душевные, правду Женька мне про вас рассказывал. — Петрович крепко завязал мешок, закинул его на плечо и направился к выходу.

Когда дверь за дедом закрылась, ещё пару минут в комнате висела тишина, потом она сменилась руганью и суматохой, но когда компания вывалилась на улицу, никакого деда не было видно. Не удалось найти его и на станции, и в магазине: дверь была запечатана, а внутри привычная темнота, запах гари и сырости.

— Откуда у Морозова дед, Косяков? Он же вроде сирота? — тихо поинтересовался Михалыч.