Зоя проснулась от детского плача. С тех пор как они переехали в общежитие, Мишка стал беспокойным: постоянно просился на ручки, много плакал и перестал улыбаться. Зоин муж, Гена, работал ночным охранником на камвольной фабрике. Платили мало, и он брал дополнительные смены, чтобы «зацепиться» поближе к Москве. Днём Гена отсыпался в десятиметровой общажной комнатушке, пока Зоя стирала пелёнки, варила каши да качала Мишку. К ночи у Зои болели руки, а спина не хотела разгибаться. Но, несмотря на усталость, Зоя не могла уснуть. Когда за стенкой замолкали соседи, а Мишка наконец успокаивался, она слышала детский плач.

Местные называли этот дом Чудильником. Поначалу Зоя думала, что прозвище прицепилось к общежитию из-за странной архитектуры. Дом был несуразным: полное отсутствие симметрии, треугольные фасады, а внутри — запутанные длинные коридоры, по которым можно было пройти через всё здание, от первого подъезда до последнего. Оказалось, чудили и жители дома: сюда регулярно приезжала полиция, соседи то видели чёрта в коридоре, то слышали топот ног на третьем этаже. А ведь он уже давно пустовал.

Мишка крепко спал в кроватке, посасывая обёрнутый в марлю кусок сахара. Зоя положила на ухо подушку, но детский крик увёртливым тараканом заползал через уши в мозг и копошился внутри черепной коробки, не давая спать. Она с раздражением вылезла из кровати, накинула халат, сунула ноги в тапки и вышла в коридор с намерением отыскать крикуна и его родителей. Плач раздавался снизу, со стороны подвальной кухни. Зоя подумала: «Наверное, какая-то соседка по ночам выходит качать ребёнка в кухню, чтобы не будить мужа». Зоя спустилась вниз, включила свет. В кухне было пусто и тихо. Невероятно смердело кислыми щами тёти Тони, которые та варила вечером. Тётя Тоня тоже была чудная: сегодня утром она рассказала Зое, как в войну у одной женщины, жившей здесь в подвале, крысы сожрали грудного ребёнка.

Зоя вздохнула, завязала пояс халата потуже и открыла дверь на запасную лестницу. Но лестницы она не увидела, за дверью был длинный коридор. Пахнуло плесенью и чем-то мерзким, сладковатым. Зоя обернулась через порог в спокойную привычность кухни, и даже запах щей показался ей приятным. Снова раздался плач. Зоя вспомнила слова тёти Тони: когда-то в подвале тоже жили люди. «Наверное, ещё не всех переселили», — подумала Зоя и вышла в коридор. Под тапками неприятно хрустнуло, она ощупала стену в поисках выключателя, но не нашла его, только старая штукатурка осыпалась. Детский плач стал громче, Зоиной ноги коснулось что-то мягкое и тёплое, она зажала рот рукой, чтобы не вскрикнуть. Мимо неё пробежала крыса, потом ещё одна, и другая. Зоя резко дёрнулась, прижалась спиной к стене, из открытой кухонной двери по коридору расползался свет. Ей захотелось убежать назад, в тёплую кухню, а потом по лестнице наверх, в свою комнату, взять на руки Мишку и снова бежать, пока это жуткое здание не скроется из виду.

Но где-то здесь кричал ребёнок, он захлёбывался слезами, и Зоя двинулась по коридору вдоль стены, сквозь возню и шорох. В темноте было невозможно понять, сколько крыс шныряет по полу на самом деле. Зоя сильно закусила губу, сдерживая крик. Во рту появился привкус железа. Она нащупала деревянные наличники, провела пальцами по двери в поисках ручки. Но дверь раскрылась сама, детский плач стих, Зою обдало сладким запахом.

Через маленькое окошко под самым потолком в подвал вползал свет фонарей, но до улицы, казалось, было невозможно далеко. В комнате давно никто не жил: на продавленной койке не было матраса, дверца шкафа висела на одной петле. На пыльном полу, около сломанного стула, сидел малыш, удивительно похожий на Мишку. Даже его распашонка показалась Зое знакомой, но вместо рисунка из шариков, как у Мишки, на ней были зелёные мячики. Малыш смотрел на Зою спокойным взрослым взглядом, на бледных щёчках не было и следа слёз. Вокруг ребёнка копошились крысы. Они пищали, скребли когтями по полу, лезли друг на друга, путаясь хвостами. Мальчик улыбался.

Зоя проснулась от голоса Гены.

— Кто тут у нас такой молодец?

Гена стоял около детской кроватки, утреннее солнце не оставило в комнате ни одного тёмного угла, но Зоя чувствовала холод и мрак подвала, а ещё — мерзкий сладкий запах.

— Ну ты даёшь, мать, — сказал Гена и взял ребенка на руки, — заспалась! Смотрю, ты совсем устала! А Мишка-то! Сел сам. Я зашёл, а он сидит, представляешь? Эй, Зой! Ты меня слушаешь?

Зоя посмотрела на ребёнка в милой распашонке с зелёными мячиками: он торжествующе улыбался.