Холод. Опять этот холод. Пробирает, зараза, от носа до обрубка хвоста. Не думал тогда, зализывая раны после драки, что порадуюсь отгрызенному хвосту. Но нет, теперь хоть что-то не мёрзнет.

Передняя лапа болит. Бегу на трёх. Ну не бегу даже — волочусь. Я один. Один против всего леса. Ушёл из стаи, так было правильно. Какой из меня теперь охотник? Если бы стояло тепло, меня бы оставили — стая прокормила бы ещё одного. Но в этот холод... В этот холод я лишний груз. Его переживут только сильные. Не я.

Из темноты где-то сзади слышится вой. Вожак гонит чужака. Не меня. Слишком далеко: меня бы не почуял. Но всё равно стараюсь перебирать лапами быстрее.

Не я один услышал вой. Тенью между деревьев метнулась косуля — нет, её мне не догнать. А там в куче старых листьев, кажется, затаился заяц? Прыгаю. Зубы клацают, не поймав и снежинки. Запах страха и мокрой шерсти пьянит. Не вижу жертву, но, полностью доверившись нюху, кидаюсь в погоню.

Отстаю. Конечно, я отстаю. Несколько раз наступил на больную лапу — забыл о ней во время охоты. Корочка, затянувшая рану, треснула, как первый лёд. Я улёгся под деревом и начал её лизать. Солёная кровь. Как же хочется есть.

Ветер принёс новый запах. Чужие. Много. Пахнет лесным пожаром и... едой? Да, точно. Мясо. Свежее. Голодный живот взял надо мною верх, по-другому не объяснить, зачем я пошёл туда.

Скоро я напал на кровавый след. Припал носом к земле. Днём тут была охота. Туда! Заслышав звуки, я затаился — только уши подрагивали. Лежал и глядел, как двуногие приручают огонь. Я уже видел двуногих. Не так близко, и всё же. Они опасны. Но я слишком голоден.

Звуки двуногих утихли, и я решил подойти ближе. Не могли же они всё съесть. Чую кости и потроха. Слишком близко к огню. Да ещё и двуногие вокруг спят. Опасно!

Я замер на границе ночи и света огня. Не мог решиться прыгнуть к пламени.

— У! — Один из двуногих вдруг резко поднялся и замахнулся на меня палкой.

Я отпрыгнул в темноту, поджав уши и огрызок хвоста. Не мне с ним тягаться. Я подожду.

Пламя с треском пожирало сухое дерево. Запах еды заполнил все мои мысли. Не могу ждать! Крадусь. Двуногий ждёт. Замираю. Он чем-то кидает в меня. Прыжок в сторону. Ай, лапа! Что это было? Нос, ты не врёшь? Это кость. Хватаю в зубы и бегу прочь.

Я выиграл у холода ещё один день.

Днём стало чуть теплее. Я даже смог вздремнуть. Не сон — зыбкое забытьё: когда всё тело напряжено, только и ждёт случайного хруста ветки под чужой лапой, чтобы отпрыгнуть и бежать что есть сил. Не быть застигнутым врасплох. Не попасться чужой стае или двуногим. Дожить до ночи.

Я уже знал, что в темноте снова прокрадусь к двуногим. Кость утолила лишь крупицу голода. Сквозь дремоту я ощущал, как пустота в моём животе заглушает страх этих чужаков. Лапа болела, даже если я на неё не наступал. Кажется, ей хуже.

Ночь. Время хищников, моё время. Двуногие опять галдят у огня. Я жду. И жду. Без спешки. Хотя голодное пузо считает иначе. Но пока мне хватает рассудка усмирить его. И вот — тишина. Крадусь. Чую вчерашнюю кровь.

Двуногий встаёт между мной и огнём. В его руках нет палки. Не вижу его морду, не понимаю, хочет ли он напасть. Не бегу. Отчего я не бегу? Прижимаю уши к голове и опускаю огрызок хвоста — будто встретился с вожаком. Голод борется со страхом.

Чужак издаёт какие-то звуки — довольно тихо, он не пытается меня спугнуть. Медленно опускается и берёт что-то с земли. Во все глаза слежу за ним, хоть меня и слепит огонь. Тело готово бежать. Чувствую, как напряжены лапы: одно резкое движение двуногого — и меня уже нет. Он протягивает кость. Очень осторожно, будто уже так делал, отступает от огня ко мне и кладёт кость рядом с собой.

Мой рот наполняется слюной. Не помня себя от страха, кидаюсь к кости. И вот уже мчусь в ночь, стискивая добычу зубами. Ещё ночь, ещё день. Я справлюсь.

Не ошибка ли возвращаться туда в третий раз? Двуногий наверняка готовит мне ловушку. Но как же хочется есть! Не могу думать ни о чём другом. Только голод и боль в лапе. Кровь перестала сочиться, рана зарастает коркой, но под ней — кислый гной. Зализываю, когда не сплю и не бегу.

Он ждал меня. Увидев, как я крадусь из тени, чужак медленно выходит навстречу. Делаю несколько шагов назад. Он тянет ко мне руки с оленьими кишками. Кровь давно застыла, но пахнет по-прежнему очень вкусно. Двуногий садится, наши глаза на одном уровне. Он кладёт кишки рядом с собой. Это точно ловушка.

Бросаюсь к еде, жадно пытаюсь заглотить всё сразу, почти не жую. Скорее! Чужак протягивает ко мне руку. Едва не коснулся — я успел отскочить. Он достаёт ещё немного потрохов и кидает на землю.

Нет! Пора уносить лапы. Но голод застилает глаза, я вижу только еду. Быстро глотаю, набивая пустое пузо.

Чужак кладёт руку между моих ушей. Тепло. Он легко взъерошивает шерсть. Издаёт тихие звуки. Не понимаю, что чувствую. Так странно. Двуногий чешет меня за ухом. Напряжённое тело, всегда готовое бежать, вот-вот дрогнет — будто я снова в стае.

Бросаюсь вперёд. Мои зубы смыкаются на морде чужака. Хрустит кость. Горячая кровь течёт по горлу. Вот она — настоящая охота и свобода! Вгрызаюсь в его шею. Тихий хрип, и он затих.

Не знаю, двуногий, чего ты хотел. Но не в этот раз. Не со мной.

Другие чужаки даже не проснулись. Перехватываю тело поудобнее и тащу в глушь. Тяжёлый. Несколько дней я смогу не выходить на охоту. Может, даже лапа заживёт. Может, я так доживу до тепла. Может, смогу вернуться к своим.