Я всегда думал, что пройти четыре шага может любой. Разве что младенец, едва вставший на две конечности, не справится с такой лёгкой задачей. Но я ошибался. Сейчас эта задача оказалась не по зубам именно мне. Даже смешно. Сделать четыре простых шага...

Будни инженера термоядерного реактора сложно назвать увлекательными. Я понял это лишь после того, как подписал контракт с холдингом «Интеркосм» на пятнадцать лет. Девчушка-кадровичка щедро сдобрила мозги наивного пацана с красным дипломом соусом из несбыточных обещаний, лживых перспектив и красивой графы «Участник колониальной программы» в трудовой книжке.

Это сейчас я понимаю, что к чему, а тогда разум новоявленного специалиста был тщательно порублен, обжарен и пропарен — словом, полностью подготовлен для получения финального блюда — оптимистичного болванчика, который готов полететь в космос на полтора десятилетия. Нас таких выпускали целыми партиями, грузили на корабли и отправляли в далёкий космос.

Дядька говорил мне, что херня это всё, но, как вы уже догадались, я его не послушал. Можно подумать, его альтернатива лучше. Глушить прикладом автомата уличных торгашей я не хотел. А тут — престижная компания, международная. Штат — полмиллиарда таких же профи, как я. Но, как оказалось, в большей степени идиотов.

После биометрической подписи мне всучили сумку с формой и первым же челноком забросили на орбиту. Тут-то и начала рассыпаться моя розовая мечта. Еле живой челнок, больше похожий на вековые «Бураны» и «Шаттлы», дребезжащий, грязный, местами латаный обычной допотопной сваркой, с трудом преодолел притяжение Земли и выполз на орбиту. Однако даже это не могло омрачить шикарный вид из иллюминаторов. Сколько бы лет не прошло с первых полётов в космос, сколько бы мёртвых спутников не крутилось на орбите, Земля всё равно поражала. Всякому приходило осознание своей незначительности, мелочности житейских проблем, желаний и действий. Но это всё лирика.

Ту же самую незначительность отчётливым матом доносил до нас бригадир. Лоснящаяся от жира противная рожа, раза в два больше моей, отчаянно брызгала слюной, восседая на объёмной туше, неизвестно каким образом вместившейся в стандартный противорадиационный комбез. Никогда не забуду этот запах. Даже сейчас, спустя одиннадцать лет, отчётливо чувствую эту дикую смесь перегара, пота и, кажется, мочи.

Он покинул нашу дружную команду два года назад, после того как выяснилось, что в условиях дефицита урод крал продукты. Кто-то полоснул его ножом по горлу. Никогда бы не подумал, что в человеке так много крови. Она залила почти всю комнату. Ассоциация со скотобойней напрашивалась сама собой. Расследование застопорилось, убийцу не нашли. Никто этого ублюдка не жалел.

Но кое-что всё же поменялось. Замкнутое пространство, недовольство всплывшими деталями контракта, взаимные подозрения — случай с бригадиром стал первой упавшей плиткой домино в длинном ряду грядущих событий.

Но я не жаловался. Протоколы безопасности ограничивают число сотрудников, имеющих доступ к реакторам, так что я ещё хорошо устроился. У меня было двое сменщиков, с которыми я почти не общался. Стандартная смена в двенадцать часов проходила в весьма увлекательном втыкании в несколько дисплеев с показателями реактора. Зато подальше от остальной команды.

Настоящее чудо инженерной мысли последних десятилетий — компактное Солнце внутри космолёта. Водород превращается в гелий, рождая безудержную, чистую энергию, льющуюся настоящим бесконечным потоком. Я влюбился в термояд ещё на втором курсе, и до сих пор эта любовь не утихала ни на секунду. Величайшее изобретение человечества, энергетическое спасение! Могли ли Фарадей и Тесла предугадать, что в погоне за энергией мы сможем не просто воссоздать звёзды, но и подчинить их своей воле? И мог ли я, жалкий инженер второго разряда, представить, что буду управлять настоящей звездой?

Иронично, как выглядит этот нудный процесс. Бортовой интеллект управляет, а ты только смотри, чтобы он не напортачил. Но машины никогда не ошибаются, ведь так? Одиннадцать лет так и было. Я отсиживал смену, жевал протеиновые батончики, спал, снова шёл на смену, жрал батончики, спал на смене, жрал чёртовы батончики — и так без конца. На вкус они были не так уж и плохи, но осознание, что ты жуёшь перемолотых сверчков с витаминными добавками, не прибавляло им аппетитности.

А потом случился бунт. Я слышал резню, крики. Мои сменщики не остались в стороне. Недолго думая, я под шумок ломанулся на склад, вынес припасов, сколько мог, и наглухо запер за собой реакторный зал. Гости пришли утром. Глаза по ту сторону переборки вызывали мурашки. Мне не было слышно, что они там орали, а глухие удары прекратились через пару часов.

Не помню, какой сейчас день, и сколько я тут сижу. Еды хватит ещё на пару недель, а вода не закончится до тех пор, пока я способен попадать в унитаз. Оборотное водоснабжение — ещё одно гениальное изобретение.

Однако это лишь небольшие неудобства по сравнению с другой переменой. ИИ отклонился от программы. Может быть, всего на одну единичку или ноль в программном коде. Незначительная мелочь, отклонение на долю градуса, небольшой баг, который я не заметил, годами рос, как снежный ком, влияя на работу термояда. Хотя на самом деле я его заметил, но было уже поздно. Охлаждающий контур стал чуточку теплее. Совсем немного. Но, когда ты держишь взаперти плазму в двадцать раз горячее Солнца, мелочи имеют грандиозное значение.

И вот теперь я вижу, как уверенно растут показатели, как зелёные цифры ползут по спектру в сторону красного. Там — десяток метров тугоплавких полимеров, металлокерамики и сверхтеплоёмких композитов. Но ничто не может остановить звезду. Эта безудержная сила скоро превратит их в пар. В отсеке уже чертовски жарко. Давно должна гудеть сирена, а сотрудники массово эвакуироваться в персональных капсулах. Но система оповещения накрылась пару лет назад, а загрузка капсулами попала под оптимизацию затрат и была неполной ещё на Земле.

Но шансы есть. Один шанс, если точнее. Сброс реактора. Остановить реакцию невозможно, зато можно выбросить реактор в открытый космос и перейти на солнечные батареи. Интересно, какую мощность они выдадут на задворках Солнечной системы? Нужно лишь пройти четыре шага, нажать кнопку на панели, приложить отпечаток пальца и — вот оно, спасение. Так просто, что справится даже младенец.

Но я не могу. Судно — могила, меня рано или поздно прирежут из-за еды, косого взгляда, несогласия с происходящей хернёй. А если нет? Контракт закончится, но куда дальше? Я отдал ему одиннадцать лет, и ради чего? Бессмысленный полёт, годы, потраченные впустую. Что я знаю, что я могу, кроме как пялиться в эти экраны? Куда мне идти? На такой же корабль в очередной полёт в никуда, ещё десяток лет в пустоте, тишине и невыносимой рутине? Ни семьи, ни родных, ни дома, ни смысла. Я устал. Я не нажму эту кнопку.

Стенки реактора уже светятся от безумной температуры. Всегда было интересно, какое оно, Солнце, вблизи? Похоже, мне предстоит это узнать...