Саше сказали: слушай, выручи по-братски, мы там вообще зашиваемся.

Саше сказали: а ты парень толковый, оставайся, денежкой не обидим.

Саше сказали: да не парься ты, это ненадолго.

Ох, как же Саше наврали.

Человек-то он, в сущности, не глупый, просто очень жалостливый, обязательный и малость трусливый. Попросили помочь ― он и помог, да так хорошо помог, что вконец перестал себе принадлежать. Продался за двести рублей в час и упаковку печенья «Юбилейное» в подсобке.

Утром Саша глянул на случайное селфи и подумал, что поставил бы его себе на могильный памятник, избавив тем самым семью от мук выбора. Дорога на работу всегда навевала на него какие-то мортальные мысли. От недосыпа его так кроет, что ли?

Форточка старого вагона приоткрыта ― можно выкинуть туда телефон, а можно и себя, если очень постараться. Интересно, а если мы сейчас тут встанем и застрянем, скажем, на сутки или двое, наверняка все перезнакомимся-передружимся? Будем делиться питьевой водой, павербанками и добрым словом? Хоть бы кто-нибудь с ним, с Сашей, поделился. Очень нужно.

Работа сегодня преимущественно ручная: сиди себе на заднице ровно да пакуй вещи в пакеты и коробки. Как упакуешь ― лепи наклейки, по сто штук каждая лента, вон, слева тебе положили. Смотри, не перепутай, две такие (старший смены говорил «честный знак», но Саша называл их Малевичами) и два штрихкода (причёска такая пацанская есть). Если не сходятся ― пересчитываешь всю партию целиком и говоришь мне. Всё, работай.

Ладненько.

Пальцы у Саши обычно лопались на тридцатой коробке, этикеточный клей разъедал кожу под ногтями и заползал в маленькие рытвины заусенцев. Это был опасный момент: если вовремя не заметить, что палец кровит, то можно забраковать кучу товара. На брак здесь обычно досматривали три глаза ― два сашиных и один камеры видеонаблюдения. Человека бы такое пристальное внимание смутило, но пластик краснеть не умеет.

Развлечения ради Саша воображал, что он ― многорукий коробочный бог ― вершит суд над силиконовой посудой (проверяй количество предметов в наборе, крышечку не везде кладут), кухонными досками (доложи туда рекламный буклет и купон с QR-кодом продавца) и кожаными юбками (да не так ты складываешь, большие размеры надо подворачивать, они ж в пакет не влезут). Он решал их судьбу опытным взглядом паковщика и ронял частички себя в картонные колыбели ― по капельке в каждую, чтобы уехать в Краснодар срочной поставкой. Там сейчас хорошо, наверное.

Скотч коротко вжикнул, оплёл картонные рёбра и спрятался в диспенсере. Саша крутанул коробку пальцами, подмигнул зрачку камеры и потянулся за новой. Крылья с хрустом загнулись, на дне заболтался обрезок-заусенец. В школе на уроке французского одна девочка как-то сказала: «Dans mon cartable un bric à brac incroyable», и Саша запомнил эту фразу на всю жизнь. Прикольно же, ну, брак-брик. Брик-брак. Плак-плак.

Саша отметил кровавым пунктиром качество детского костюмчика, сложил вдвое-втрое-вчетверо, подумал с минутку и вдруг завернулся в него сам. Шлёпнул Малевича себе на лоб, опустил крыло коробки и запаял её изнутри остатками скотча. Пробил сбоку пару дырочек, чтобы было чем дышать, и устало повалился на мягкие ползунки.

Не самый плохой способ свалить, да? Путь неблизкий, но лежится так мягко и уютно: вы видели вообще, из какой нежной ткани шьются детские вещи?

Саша повертелся в своей постели, сложил ладони под щекой и закрыл глаза. Как хорошо, что успел опубликовать селфи.

Будет, что налепить на столб.