— Билетов на этот поезд нет!

— Совсем?

— Абсолютно!

— Ни одного?

— Представьте себе, ни единого.

— Боковое? У туалета? В купе проводников?

— Мужчина, вы издеваетесь? «Билетов нет» значит «билетов нет». За вами очередь, освободите окошко.

Серёжа отошёл. Худой, высокий, с раскрытой, как пасть, сумкой через плечо. Под расстёгнутым пальто виднелся расстёгнутый пиджак, а под ним — рубашка, тоже позволившая себе послабление — на две пуговицы. В очереди шушукались. Одни были недовольны тем, что их задержали, другие сочувствовали человеку без билета, который был ему явно нужен. Серёжа стоял в двух шагах от кассы, уставившись на серые плитки пола, разбитые и истёртые тысячами ног.

«Куда теперь? — думал он. — Проводники больше не сажают за взятку. А сайт по продаже билетов выдаёт ту же фразу, что и бесчувственный кассир».

Серёжа с тоской взглянул на эту женщину, истёртую тысячами пассажиров не меньше, чем серые плитки на полу. Её эмоции сгладились, пальцы лоснились от соприкосновений с кнопками компьютера, глянцевыми билетами и цветными банкнотами.

Он стоял посреди людского потока и всем мешал, но его не решались толкать или просить отойти, будто он был камнем посреди ручья, неизбежной преградой, с которой все давно смирились и которую научились обходить.

Час назад от неё пришло сообщение: «Серёжик! Жду тебя завтра в девять на нашем месте».

И он бросился покупать билет в Питер и, не поверив сайту, что их не осталось, сорвался, прыгнул в метро и, взмыленный, примчался на вокзал. Но билетов не было. Совсем. Ни одного. Ведь она будет ждать там. Впервые за два года. И зачем он только согласился на эту командировку в Нижний Новгород? Дурак! Дурак!

Серёжа не знал, что делать. Следующий поезд уходил завтра утром. Это слишком поздно. Он не успеет к ней. Каждую минуту он обновлял приложение — и точки бегали по кругу, изображая загрузку результатов. Билетов нет. Нет. Нет. Нет.

Четырнадцать минут до отправления. Тринадцать. Десять. Восемь. Скоро поезд уедет, а он будет тут. Возле меняющихся в очереди людей и неизменной серой женщины-кассира.

И вдруг что-то произошло. На сайте? На небе? В жизни Серёжи?

— Есть! — закричал он и отодвинул от окошка ничего не понимающую, но покорно пропустившую его девушку. — Есть! Билет, — он показал телефон кассиру, — есть!

— До отправления поезда осталось меньше десяти минут, поэтому... — Она подняла глаза, рассмотрела его лицо, бетонное, с потемневшими глазами. Ей очень живо представилось, как он разбивает кассу своим тяжёлым взглядом или отрубает ей кисти, мелькающие в окошке. — ...Поэтому вам стоит поторопиться, — закончила девушка и, схватив протянутый паспорт, молниеносно ввела данные и отправила билет на принтер. — Вагон номер...

Он схватил только паспорт и билет и побежал, оставляя позади ошарашенную девушку и отчаянный крик кассирши: «Сдача!»

До отправления оставалось две минуты. Металлоискатель запищал, вынуждая Серёжу выкинуть из кармана ключи и телефон. Полторы минуты. Он забрал вещи и остановился, озираясь в поисках указателя на нужную платформу. Одна. На перроне столкнулся с высоким грузным мужчиной, обдавшим его запахом пота. Полминуты. До ближайшего вагона пятьдесят метров. Бежать, бежать, раздвигая неторопливую толпу, как высокую траву.

Серёжа запрыгнул на подножку за секунду до того, как проводница захлопнула дверь вагона. Поезд уже начал неизбежное движение, ровное, пока ещё неторопливое. Девушка что-то говорила, взмахивала руками, изучала его билет, паспорт. Он не слышал: стоял, не в силах пошевелиться, измотанный гонкой, нервотрёпкой, страхом. И только кровь стучала в ушах, в такт разгоняющемуся поезду. Пуф. Пуф. Пуф.

Девушка сжала его плечо тонкими, но удивительно сильными пальцами, хотела проводить на место, но Серёжа не двигался — оглушённый, вросший подошвами остывающих после бега ботинок в заплёванный пол тамбура.

Когда проводница наконец ушла, не то смирившись, не то за подмогой, Серёжа повернулся лицом к мутному окну, опоясанному массивной железной рамой. За ним мелькали дома, гаражи, обрывки дорог, ошмётки тротуаров; откуда-то долетали брызги музыки, искорки автомобильных гудков, щепотки собачьего лая. Потом в вагоне кто-то громко рассмеялся высоким, почти детским голосом, и Серёжа понял, что слух вернулся к нему.

— Успел, успел, — прошептал он и улыбнулся.

Теперь у него было восемь с половиной часов наедине с призрачной надеждой, от которой внутри тоненько болело, будто нитки вытаскивали из затянувшейся раны. Вдруг... вдруг это не ошибка, не сбой в работе мобильной сети? Ведь получил же он как-то это сообщение с телефона умершей два года назад жены.