Женская, говорите, профессия — библиотекарь? Ага, как же!

Ромка Карпов скрипит зубами, подхватывая стопу (стопищу!) томов Толстого и Тургенева, оставшихся после буйного набега студентов педучилища, и несёт в недра фонда. В те ряды металлических стеллажей, где русская классика на букву «Т».

— Помногу не бери, Ромочка, лучше сходи дважды! — советует библиотекарь Марь-Филипповна.

Вот ни фи... ой!.. нисколько не лучше. Ромка не то что произносить что-либо вслух — думать пытается культурно. Храм знаний ведь! А Марь-Филипповна в очках с толстыми линзами, напоминающими окуляры оптических приборов, и шпильками в причёске, торчащими, словно антенны, создаёт впечатление человека, способного к телепатии. Уж его, школяра на подработке, дурные мыслишки считывает на раз-два! Ромка для неё — как открытая книга. И, разумеется, не многомудрая классика и не зарубежный детектив с закрученным сюжетом, а так себе, малоинтересная повестушка для юношества в непритязательной тонкой обложке. Сама же Марь-Филипповна, конечно, если призадуматься и применить к ней какой-либо литературный жанр, непременно окажется авантюрной историей, полной тайн, интриг, шпионских страстей и государственных переворотов — и никак иначе.

Ромка расставляет по полкам солидных «Анн Карениных» и нежно-кружевных «Ась», а сам косится через плечо на каждый хлопок открывающейся в зале абонемента двери. Не пришла ли?

...Когда девятиклассник Карпов протягивал классному руководителю смятую во вспотевших ладонях справку от врача-окулиста, он смутно надеялся, что от производственной практики его освободят — совсем. Потому что... ну, кому, скажите, нужен в заводском цеху тот самый растяпа, который во время экскурсии умудрился так наклониться над токарным станком, что ему прямо в глаз влетела металлическая стружка? Доставил же он всем хлопот и переживаний! Стружку эту (точнее, опилку) магнитом из-под века вытаскивали. Однако вместо лишнего кусочка желанных каникул страдалец получил направление в ведомственную библиотеку.

В первый же день, исполняя многочисленные поручения Марь-Филипповны, Ромка уяснил: тот, кто назвал работу в библиотеке подходящей для женщин, имел в виду именно тех, что описаны Некрасовым в его знаменитой поэме, с конём в горящей избе. Потому что обычный человек любого пола здесь под вечер трудового дня упадёт бездыханным телом и превратится в гербарий самого себя, придавленный Большой советской энциклопедией. А ведь ещё нужно с пришедшими читателями разговаривать вежливо, не уподобляться торговке на старом базаре.

— Молодой человек! — ледяным тоном заявляет Марь-Филипповна. — Попрошу убрать ваши ножницы подальше от странички нашего журнала «Наука и жизнь». Не одному вам реферат задали. Берём карандаш и листочек в клетку и аккуратно сведения переписываем. А если ещё хулиганить будете, сообщу в вышестоящие инстанции, пусть вас пропесочат по комсомольской линии.

Ни единого грубого слова, а студент-вечерник сделался как шёлковый. Марь-Филипповна и сама кого хочешь пропесочит. А жаловаться в инстанции всякие не будет, это она так — пугает.

...Дверь хлопает, практикант выглядывает из-за стеллажей — и разочарованно вздыхает, увидев старичка с авоськой, из которой торчат Стивенсон и Вальтер Скотт. В другой раз Ромка непременно поболтал бы с любителем приключенческой литературы, но сейчас не до него, он совершенно другого человека ждёт.

И дожидается ведь!

Дожидается, но замирает за стеллажом на букву «Т», не решается высунуть нос.

— Здравствуйте, Марь-Филипповна! Вам от мамы моей горячий привет. Просила братьев Стругацких свеженькое, а если нет, то не откажется перечитать Беляева или Грина. И для папы — про деревню что-нибудь. Да, рассказы Шукшина подойдут.

— Для себя что возьмёшь, Юленька?

— А можно про любовь?

Пышные светлые волосы Юли забраны блестящей заколкой в высокий хвост, летний сарафан открывает незагорелые узкие плечи и подчёркивает едва оформившуюся грудь. А ещё у неё глаза голубые, как ясное небо, а ноги такие бесподобно стройные, что Ромка готов по лёгким следам её босоножек бежать и бежать — на край света и дальше.

Если Юлю сравнивать с какой-либо книжкой, она непременно будет сборником лирических стихотворений, самых нежных и прекрасных, какие только можно вообразить. Такого сборника в библиотеке нет, и во всём мире нет его, но начало ему уже положено, начертано корявым мальчишеским почерком в тетради в клетку, на обложке которой конспирации ради выведено алым фломастером: «Читательский дневник».

И она это прочтёт когда-нибудь... или никогда, Ромка сам ещё не решил. Будь он посмелей да понахальней, сейчас вышел бы из своего укрытия да порекомендовал бы читательнице повесть современного автора, опубликованную в журнале «Юность». Но что-то его удерживает от этого рискованного шага: то ли собственный «немужской» библиотекарский статус, то ли печальный финал истории про школьную любовь. Или то, что героев её зовут Романом и Юлькой? Слишком уж жирный намёк получается.

Марь-Филипповна выносит Юле «Дикую собаку Динго», та листает, раздумывая: брать или нет. И, поправив заколку в готовых рассыпаться по плечам волосах, вдруг спрашивает:

— Здесь у вас мальчик работал... Роман, кажется?

— И сейчас работает, — Марь-Филипповна тоже поправляет свои шпильки-антенны, усмехается по-шпионски. — Роман, да. Жаль, не тянет.

— Что? — не понимает Юля.

— Не тянет на роман, на сборник рассказов разве что... юмористических. Да ладно, дело твоё, что я лезу. Позвать?

— Ой, нет! — смущается Юля, розовея щеками, плечами и даже вроде бы тонкими запястьями и точёными лодыжками. — Потом, в другой раз.

И Ромка счастливо выдыхает. Спросила о нём, надо же! А к другому разу и он смелей будет, заговорит о литературе, угостит шоколадкой «Сказки Пушкина», в кино позовёт.

...Проходит почти четыре десятилетия, жизнь меняется, библиотека после большого ремонта носит гордое звание «модельной», а Марь-Филипповна всё ещё работает здесь, только оправу очков сменила, и вместо торчащих во все стороны шпилек-антенн у неё аккуратная седая стрижка.

— К нам спонсор приехал, — сообщает ей заведующая, серьёзная молодая девочка. Марь-Филипповне самой предлагали руководящий пост, но она отказалась: отчёты пришлось бы писать, скука адская.

— Зачем?

— Книги подарил. Издательский дом «Карпов» — слышали? Говорят, он из нашего города родом. Такие мужчины, как этот Роман Александрович Карпов, вызывают у меня восхищение. Жаль, что он давно и безнадёжно женат!

— А вот мне вовсе не жаль, — улыбается Марь-Филипповна. — Наоборот, я за них с Юлией Викторовной ужасно рада. Видите ли, на моих глазах когда-то начался этот библиотечный роман. И как же здорово, как же прекрасно, что в нём ещё рано ставить точку...