До Шафировского? Довезу, конечно. Ты садись, садись. Не страшно такой красавице гулять по ночам-то? Люди разные встречаются. Да не пугаю я, самому ссыкотно бывает. Сейчас редко в ночь выбираюсь, а раньше — частенько. В бомбилы пошёл, когда с конторы попёрли. Дороги пустые, заказов много. Вытащил монтировку из багажника, положил сбоку сиденья — и катайся себе. Лихие времена были, сейчас потише. Считай, с работой повезло, денег хватает.

Не холодно? Ну и ладненько, но я тепло-то включу ненадолго. Выстудил салон, пока после прошлых клиентов проветривал. Псиной пахнет до сих пор? Да, собачка там была здоровая, не натворила бы беды ночью. Какой намордник, там пять пуль если помогут...

Зачем бомблю до сих пор? Так я же редко, раз в месяц только. Не, не в удовольствие — какое тут удовольствие! Отрабатываю долги. Не, не деньги, если бы. Сколько там ехать ещё? Ну ладно, слушай.

Я тогда был сильно моложе, дурной. По ночам кататься любил, не боялся никого. От ментов драпал, отморозков обкурившихся сам отделывал на раз. Мужика этого на Обводном подобрал. Мужик как мужик, из приличных на вид, пальто справное. Глаза его только мне не понравились. Тёмные, а в ночном свете и не видно их — как провалы на лице. Но что глаза, мне с ним детей не крестить. Сел он спереди на соседнее место и спрашивает такой, свободен ли я и на сколько. Я и ляпнул, что хоть на всю ночь.

— Только ты это, заплати сначала хоть часть.

— Заплачу, — смеётся, глазами-провалами хлопает, лопатник из кармана тянет, косарь суёт. — Не пожалеешь.

А лопатник пухлый такой, закрывается едва.

В центр велел везти. Ну я и поехал. Еду, а вокруг чертовщина творится: плывёт перед глазами всё, город знакомый не узнаю. Было здание справа — и вдруг нет его, пустырь один; а слева — наоборот — появилось. И как туман кругом, только без тумана. Марево какое-то. Вот, думаю, кукушечкой-то и тронулся.

— Ты, друг, за дорогой следи получше, — насмехается пассажир. И не хочется ему перечить отчего-то, вцепился в руль сильнее да на газ нажал, только зря.

Что дорога... Дорога тоже плывёт впереди в свете фар, то исчезает — и машину в сторону ведёт, хорошо по встречке нет никого; то появляется — и фонари загораются на обочине, колёса ровно по асфальту бегут, автомобили мимо проносятся.

— Приехали, — командует вдруг пассажир. — Здесь останови, да подожди, пока вернусь.

Смотрю — и правда на Гороховой уже, а как добрались — не помню. Остановился, мужик тот вышел, пошёл к подвалу. Я ему вслед гляжу, а у него и не пальто вроде, а плащ длинный на ветру колышется. Чисто вампир какой.

Не, думаю, нафиг мне такие развлечения. Пусть его кто другой ночью катает, а я домой лучше поеду. Только хрен там, не заводится машина, хоть ты тресни! Тут и пассажир из подвала поднимается. А за ним ещё трое. Идут странно, у одного голова набок, другой ногу волочит, третий руку к груди прижимает. Глянул получше, а нет у него руки! А у первого половины головы нет... И все трое живенько так залезают на заднее сиденье, а пассажир в плаще ко мне садится, глаза-провалы на меня выпячивает. Сердце и без того ёкало, а тут и вовсе заледенело. Дёрнул за ручку, из машины бежать своей, а дверь не слушается.

— Ай-ай-ай, — говорит пассажир и пальчиком грозит, а на пальчике коготь длинный, с которого что-то чёрное стекает. Я к нему взглядом прикипел и сейчас же заметил, что у пассажира не только глаз не стало, вместо всего лица — чёрный провал и муть клубящаяся. — Куда спешишь, друг? На всю ночь ведь договаривались. Заводи, поехали.

Те сзади смеются на три голоса, даже тот, что без головы, весёлые такие.

Поворачиваю ключ дрожащей рукой, машина сразу заводится.

— К-куда ехать, — спрашиваю, а самого озноб бьёт.

— Ты едь, едь, — ласково велит безлицый, — мимо не проедешь.

Те сзади кивают, вижу в зеркале. И тот, что без головы, тоже.

Поехал я, делать нечего. Куда глаза глядят, туда и поехал. Еду по городу, расплывается опять всё по бокам, но я и не гляжу уже, а молитвы пытаюсь вспомнить, но ни одна в голову не идёт. Пусто, как в склепе. Жалею, что иконки в машину не купил, как друзья советовали. Так жить вдруг захотелось.

— Пусти, — говорю, — меня! Куда хочешь отвезу и денег не надо, только отпусти!

— На всю ночь обещал! — повторяет безлицый, а сзади шепотком несётся: «На всю ночь, на всю ночь!» — и снова смех на три голоса. — А ну, цыц, черти! — сердится пассажир, поворачивается, дрожит тьма вместо лица. — Распоясались. Как знаешь, друг, как знаешь. Останови тогда тут. Отработаешь потом!

На тормоз я нажал так резко, что машину тряхнуло, повело, меня в дверь впечатало. Проморгался, а вокруг — пусто. Нет никого в машине: ни рядом, ни на заднем сидении. А впереди стена, обычная кирпичная, в которую я чуть не въехал на всём ходу.

Бросил я тогда бомбить. Сразу работа хорошая подвернулась. Но вот раз в месяц тревожно становится, зовёт что-то в ночную тьму...

К матери поедешь потом? На Александра Невского? Неплохое место. И правильно, хорошо, когда родные рядом. Убери деньги свои, пригодятся ещё, хотя он монетами брать любит. И шарф поправь, горло порезанное видно. Не пугай раньше времени людей. А я поеду следующего отвозить.

Ночка долгая впереди.